Происшествие

— Такой солидный, богатый бей, — говорила Гюлизар, растирая его. — «Музафер-бей идет!» — и все останавливаются и уже издали начинают почтительно раскланиваться с тобой.

— И будут останавливаться…

— Да уж, конечно, остановятся, но все-таки не к лицу тебе гоняться за каждой юбкой.

Ванна успокоила Музафер-бея. Он вернулся к себе в комнату и, не снимая халата, растянулся на кровати.

С полотенцем в руках подошла Гюлизар:

— Растереть?

— Нет, не надо. Приготовь-ка кофе…

Он закрыл глаза. Необыкновенный покой разливался по всему телу. Так и лежать бы, долго, долго… Он просто устал, вот и набросился на Хафыза. А стоило ли выходить из себя, позорить человека перед другими? Подумаешь, ну выдумал этот тип какую-то небылицу, надеясь выклянчить несколько курушей. А вот отец не отказывал ни одному нищему, и все уходили от него довольными. В Европе и Америке это дело упорядочено с помощью разных кружков и благотворительных обществ. К тому же милостыня — все равно что предохранительный клапан в паровом котле. Так же, как предохранительный клапан предотвращает взрыв котла, милостыня может предотвратить взрыв недовольства бедняков.

Музафер-бей открыл глаза: в дверях стоял Ясин. Лицо его было печальным. Музафер-бей улыбнулся.

— Заходи, заходи, Ясин-ага, прошу!

Он запахнул халат, сел.

Ясин-ага подошел к кровати и нерешительно коснулся спинки.

— Пододвинь стул, садись!

Ясин-ага придвинул стул. Музафер-бей понимал, что ранил старика в самое сердце, но ему не хотелось объясняться и, чтобы предупредить жалобы, он завел разговор о результатах своей поездки в Анкару. Попытка правительства привезти из Америки большую партию сельскохозяйственных орудий как будто удалась… В связи с этим правительство вот-вот вынесет решение. Во всяком случае, после выборов будет проводиться единая с западом политика. Америку тоже беспокоят русские, и даже очень. Америка, безусловно, не желает иметь в лице России сильного соперника. Кто знает, может быть, Америка с помощью атомных бомб поставит русских на колени и спасет мир от коммунизма… Но самая приятная новость — это «план Маршалла». По этому плану в Турцию в большом количестве поступят сельскохозяйственные машины. И у нас, так же как и в Америке, начнут развивать интенсивное сельское хозяйство, а быки и деревянная соха уйдут в прошлое, исчезнут во мраке истории…

Музафер-бей взял чашечку с кофе, поданную Гюлизар.

— Свари кофе и Ясину-ага!

— Я не хочу, мой господин, спасибо.

— Почему? Свари, свари, — он отослал Гюлизар и снова повернулся к Ясину — Ты не весел, Ясин-ага… Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного, мой господин, слава богу…

— А что скажешь, Ясин-ага, о сеялках? Мы избавимся от многих бед: от мотыги, от поденщиков, вербовщиков, надсмотрщиков. Тогда засевай сколько хочешь. Не нужны будут ни мотыга, ни…

— Это почему же?

— А потому, что сеялка сеет аккуратно, по определенной системе… А потом культиватором…

— Культиватор?

— Ну конечно. Не нужны будут никакие мотыжники.

Ясин поднял голову, тяжело вздохнул и посмотрел на Музафер-бея влажными глазами.

— Ты что? Чем-нибудь недоволен? — участливо спросил Музафер-бей.

— Недоволен, бей, недоволен… по правде говоря…

— Но чем?

— Как чем? — вздохнул Ясин. — Я как не считай, а вот уже пятьдесят лет управляю имением. И в тысяча девятьсот двадцать седьмом году было точно так же. В стране было полно машин. Проходу не было от «фордзонов». И в то время смотрели с презрением на благословенных быков и соху, которые достались нам в наследство от отцов и дедов.

— Ну, на этот раз… — перебил его Музафер-бей.

— Подожди, бей, я еще не кончил говорить. Эти машины не приносят счастья нашей стране. И я тебе скажу, почему, бей. Они отнимают хлеб у бедняков. А мы должны их жалеть, ведь и они рабы всевышнего!

Музафер-бей был поражен.

— Не ты ли говорил, что аллах создал бедняков для своих любимых рабов?

— Да, это говорил я, мой господин, я. Я только повторял то, что говорил имам, которого ты только что прогнал, словно собаку…

Музафер-бей вспомнил об имаме.

— И вправду, — сказал он, — неловко получилось с этим беднягой… Как ты думаешь, нельзя ли его сейчас где-нибудь найти?

Ясин огорченно покачал головой:

— Найти, конечно, можно, мой господин, но обиженного трудно лечить. Твой покойный отец… — Голос его дрогнул, глаза наполнились срезами, он заплакал.

Музафер-бей побледнел. Семидесятилетний старик, «отважный Ясин», «богатырь Ясин», не знавший в жизни страха, стоял перед ним и плакал как ребенок, тяжело всхлипывая. У него задрожали руки, он уже раскаивался, что так необдуманно поступил с имамом. Он хорошо понимал, какую опасность представляет для государства религиозный фанатизм, и все-таки чувствовал себя виновным в том, что прогнал имама на глазах у всех. Музафер-бей растерялся.