Происшествие

Жуков поморщился: опять! У него даже зубы заныли. Сам того не желая, он понемногу начинал злиться на Смирнова. Жили тихо-спокойно, в мире-дружбе, а теперь сплошные склоки. Если везде перестройка идет с такими страстями, то, может быть, ну ее к ляху, эту перестройку. Он даже жалел, что согласился взять Дмитриева, редакция не готова к его новаторским замахам. Достаточно одного Смирнова, а заместителем надо было сделать Ильюшину. Она баба уравновешенная, людей знает, они прекрасно бы дополняли друг друга.

Жуков вызвал секретаршу, попросил приготовить две чашечки кофе и пригласить к нему Смирнова.

Прежде чем позвонить Алексею Петровичу, Лена набрала номер Ильюшиной.

— Галка, — зашептала она в трубку. — Он вызвал Смирнова и велел кофе подать.

Кофе председатель требовал лишь в крайнем случае, когда предстоял какой-нибудь задушевный и не совсем приятный разговор. Чашечка кофе традиционно являлась позолотой для пилюли, которой Жуков собирался попотчевать своего собеседника.

— Ну что нового, Алексей Петрович? — спросил Жуков, тщательно размешивая в чашке сахар. — Опять конфликт с Короедовой?

— Уже пожаловалась? — спросил Смирнов. — Можно закурить, Виктор Викторович?

— Только откройте форточку.

Смирнов открыл форточку, достал сигареты, повертел пачку и положил на стол. Курить расхотелось.

— Короедова не жаловалась… Но земля, как известно, слухом полнится.

— В сущности, конфликта не было. Открываю газету, вижу заметку об открытии кафе на Шоссейной улице. Спрашиваю Дмитриева: сняли? Не сняли. Почему? Короедова отказалась, говорит, там продают пиво! Вот, говорю, и прекрасно. Был повод поставить вопрос: если мы боремся с пьянством, то зачем такое красивейшее кафе под пивную отдали, когда у нас в городе столовых не хватает? Оказывается, Короедова решила сначала выяснить в горисполкоме, стоит ли так ставить вопрос, может быть, какое-нибудь указание было. И нечего, дескать, пороть горячку, открытие кафе — это не полет в космос. Вызываю Короедову, спрашиваю… — Смирнов вынул из пачки сигарету, закурил. К кофе он так и не притронулся. — Значит, спрашиваю: знает ли она, какие предприятия общественного питания предполагается открыть в этом году и чем там собираются торговать. Говорит — это не наше дело. Наше, говорю. Хорошо, отвечает, сделаем беседу с руководителями городской торговли. Все у нее по старинке. Совершенно не понимает — новое время, наша задача активно вмешиваться в жизнь, помогать, а не только констатировать факты. — Смирнов вздохнул. — Констатировать, Виктор Викторович, конечно, легче. И парад показывать легче. Два прихлопа, три притопа — думать не надо.

— Если вы, Алексей Петрович, — заметил Жуков, — именно так разговаривали с Короедовой, то, я думаю, это показалось ей грубым.

— Я не так с ней разговаривал, Виктор Викторович. Это я вам излагаю так — по-мужски. Я теперь политесу учусь. У своей жены. Она в химчистке работает, которая в городе первое место занимает и славится вежливым обслуживанием.

— Колючий вы какой человек, Алексей Петрович, — покачал головой Жуков. — И Зайчиков приходил на вас жаловаться, говорит, не желаете его передачу смотреть.

— В таком виде она не пойдет. Зайчиков снял концерт в клубе химиков, а в это время у входа была пьяная драка, поножовщина, одного рабочего парня тяжело ранили. Весь город только об этом и говорит. А дружинники, которые должны были за порядком следить, сами напились и тоже в драке участвовали.

— А что тут общего? — нахмурился Жуков.

— Это же один коллектив. Одни поют и пляшут, а другие в это время морды друг другу бьют. Зачем показуху устраивать? Сейчас нужен серьезный разговор о воспитательной работе на химкомбинате.

Жуков молча слушая его, тоскливо думал: «Ох, завела баба порося!»

— Не пора ли по домам? — спросила Ирина Васильевна, заглядывая в кабинет Ильюшиной.

— Еще есть кое-какие дела, — проговорила Галина Петровна. — Дай бог через час освободиться.

— Может, забежишь ко мне вечером? Разговор есть… А тут, по-моему, и стены слушают!

Галина Петровна кивнула. Жили они почти рядом. Только Короедова в доме улучшенного планирования, а Ильюшина в обычном, блочном.

Покормив сына и уложив его спать, Галина Петровна отправилась к Короедовой.

— Муж на рыбалку уехал, — сообщила Ирина Васильевна, — так что мы одни. Проходи в кухню. Я кофейку сварю. У меня и печенье хорошее есть.

Они вошли в уютную, чистую, красиво обставленную кухню — предмет зависти Галины Петровны. Когда еще надеялась выйти замуж за Олега, в своих мечтах она видела себя с ним именно в такой кухне.

Ирина Васильевна быстро сварила кофе, села напротив.

— Может, по глоточку коньячку? — спросила она и достала из шкафа початую бутылку и две крохотные серебряные рюмочки, вызолоченные изнутри. Спиртного Ирина Васильевна не любила, но в «глоточке коньяку» видела своего рода шик.

— Плесни!

— По глоточку! Знаешь за что? Но пасаран!

— То есть?

— Они не пройдут! Сведения из первого источника! У меня есть «Мальборо».

Обе почти не курили, но сейчас затянулись с удовольствием.