Происшествие в городе Т

Кочкин, после того как Фома Фомич поделился своей нечаянной удачей, предложил самый простой и, с его точки зрения, самый эффективный способ дальнейших действий. Схватить Егоркина, привезти в сыскную, допросить с пристрастием, и он все расскажет. Фома Фомич план одобрил, с одним, правда, изменением. Он решил, что лучше будет, если Егоркина они не станут хватать и тащить в полицию. С извозчиком решено было поговорить где-нибудь в городе, подсев к нему в пролетку в качестве пассажиров.

Выяснив, где обычно Никодим поджидает клиентов, Фома Фомич и Кочкин отправились туда. Нашли его без труда. Фон Шпинне, ничего не говоря, указал пальцем на прорези в фордеке, Кочкин кивнул.

– Свободен? – надвинув на глаза канотье, спросил Фома Фомич у расслабленно сидящего на козлах Егоркина.

– Свободен! – буркнул тот, не оборачиваясь.

Уселись и сказали куда ехать, на тихую тупиковую улочку у кожевенного завода. Ехать именно туда было решено заранее.

– Как раз то, что требуется, – осматривая накануне улочку, сказал фон Шпинне. – Место глухое, безлюдное, в таких местах приятно превышать служебные полномочия или злоупотреблять ими…

На всякий непредвиденный случай с самого утра в этом тупике расставили нескольких агентов. Мало ли, а вдруг Егоркин бежать станет или еще чего выкинет.

– В самый конец! – приказал Кочкин извозчику, когда они въехали на Первую заводскую.

– А теперича куды? – спросил Егоркин. Путь им преградила высокая, выложенная из дикого камня стена, частью разрушенная, но все еще представляющая собой непреодолимое препятствие для коляски.

– А теперича стой! – сказал, передразнивая извозчика, фон Шпинне. – Ну, здравствуй, Захар Микошин, или как там тебя?

– Егоркин я, Никодим, – проговорил извозчик, по-прежнему не оборачиваясь к своим седокам. Но было явственно видно, как вздрогнула его сутулая, задубелая вдоль и поперек, высмотренная тысячами глаз перевезенных пассажиров спина.

– Ну, здравствуй, Егоркин Никодим! – с нотками иронии в голосе вторично поприветствовал извозчика фон Шпинне. – Ну что, так и будешь сидеть к нам задом или все-таки развернешься?

– Мне, ваше степенство, некогда разговоры разговаривать, мне хлеб зарабатывать надобно, – также сидя спиной к своим клиентам, проговорил Егоркин и спустя мгновение присовокупил: – А коли вам расплатиться нечем, то ладно, опосля как-нибудь расплатитесь. Я понимаю, когда денег нет, сам такой…

– Ох, чувствую, Егоркин, чувствую, миром наш с тобой разговор не закончится! – вздохнул фон Шпинне и выразительно посмотрел на чиновника особых поручений. Кочкин все понял. Он сделал знак рукой, и откуда ни возьмись у пролетки выросли два дюжих молодца. Еще один знак рукой, и молодцы ловко, не говоря ни слова, сволокли кучера с козел и поставили на землю. Егоркин попытался ударить одного из агентов кнутовищем, но тот увернулся и дал в ответ извозчику такую зуботычину, что Егоркин отлетел на пару саженей назад и упал на спину. Молодцы подбежали к нему, подняли и, держа под руки, притащили к пролетке. У извозчика из носу сочилась кровь.

– Узнаёшь меня? – снимая канотье, спросил у безумно вращающего глазами Егоркина Фома Фомич.

– Нет! – выкрикнул тот.

– О, да ты у нас кремень-мужик! Что ж, мы так и думали, бить тебя никакой пользы нет, но разговорить сможем и без битья.

Лишь только Фома Фомич сказал это, Кочкин выпрыгнул из пролетки, обошел вокруг. Оказался на той стороне, где стояли агенты с Егоркиным. В руке Меркурия был нож, узкое длинное лезвие направлено вниз. Кочкин приблизился вплотную к извозчику и переложил нож (больше, впрочем, походивший на кинжал) из руки в руку. Глаза Егоркина наполнились страхом.

– Узнаёшь меня? – повторил свой вопрос фон Шпинне.

– Нет! – прохрипел извозчик.

– Может быть, действительно не узнаёт? – как бы размышляя вслух, сказал Фома Фомич.

В глазах Егоркина блеснуло что-то отдаленно напоминающее надежду, и, возможно, эта надежда усилилась, если бы не Кочкин, который быстрым шагом вернулся к пролетке и принялся своим кинжалоподобным ножом резать кожаный фордек. Нож был остр как бритва, не зря же вчера вечером Меркурий извел на него половину оселка. Кожа резалась легко, почти без звука.

– Что же ты делаешь, ирод? – задохнулся от возмущения Егоркин и попытался вырваться из рук агентов, но его цыплячьих усилий хватило лишь на то, чтобы дернуться.

– Узнаёшь меня? – уже в третий раз задал свой вопрос фон Шпинне, голос его приобрел металлическое звучание.

– Да узнаю, узнаю, будь ты неладен! – выкрикнул Егоркин и плюнул на землю. Фома Фомич сделал предупредительный знак рукой, и Кочкин перестал резать фордек.

– А знаешь, кто я такой? – продолжал пытать извозчика фон Шпинне.

– Не знаю! – ответил тот хотя и сдавленным, но уже более спокойным голосом.