Происшествие в городе Т

– Разумеется, пытаясь отыскать его по внешним приметам, мы обречены, сразу же обречены на неудачу. Нам можно даже не выходить из сыскной, все равно никого и ничего не найдем. Но к нашему с тобой счастью, есть одна зацепочка…

– Какая зацепочка?

– Пролетка, ведь где-то же он ее взял.

– Украл! – предположил Кочкин и сам же отверг свою версию: – Нет, среди извозчиков начался бы переполох, а шум ему был не нужен… Скорее всего, он ее арендовал.

– Вот мы и должны найти того, у кого он ее взял.

– Но как мы узнаем, что это именно та самая пролетка?

– Об этом я позаботился, – сказал Фома Фомич, – когда проверял мягкость сидений. Ну, там, на Торфяной, помнишь? Незаметно поставил метку.

– И что же это за метка?

– В нескольких местах я проткнул кожу фордека перочинным ножом.

– Я бы никогда не догадался сделать подобное! – воскликнул Кочкин. Правда, есть сомнения, что это восклицание было искренним.

– Ерунда, и ты бы догадался. Просто мысли твои в тот момент были заняты другим, – скромно возразил фон Шпинне.

– Как мы будем действовать?

– По имеющимся приметам попытаемся отыскать пролетку. И кто знает, может быть, ее хозяин вспомнит того, кто брал у него коляску напрокат.

Глава 41 Мы с вами, кажись, знакомы

Поиск пролетки затруднялся тем, что им должен был заниматься сам фон Шпинне. Ведь никто, кроме него, не знал, где находятся искомые проколы. А вводить в курс дела еще кого-либо Фома Фомич не хотел.

Надев на себя костюм попроще, фон Шпинне принялся обходить извозчичьи биржи, их в Татаяре было три. Имея большой сыскной опыт, на скорую удачу Фома Фомич не надеялся. Он настраивался на долгий и утомительный поиск, который еще неизвестно как закончится. Однако жизнь полна сюрпризов и приятных неожиданностей. Они, как замечено людьми неглупыми, но завистливыми, случаются не с нами, а с нашими соседями. Но на сей раз, вопреки всему, приятная неожиданность случилась с Фомой Фомичом.

Фон Шпинне, стараясь походить на простого зеваку, остановился у витрины фотомастерской Крафта. Приоткрывши рот, стал разглядывать фотографии. Они были скучными: портреты мужские, женские, детские; истуканские позы; испуганные глаза от наведенного на них объектива. Вот купцы с золотыми по брюху цепями, аккуратно расчесанные бороды, обветренные бессовестные лица; молодой человек революционного возраста с медальным профилем; семья какого-то железнодорожного чиновника у самовара; жених подсаживает невесту в разукрашенную цветными лентами пролетку, объектив захватил и половину лица кучера.

– Постой, постой, – вслух проговорил фон Шпинне, – так ведь это наш старый знакомый! Без бороды только, значит, насчет свадеб не соврал.

Начальник сыскной вошел в фотомастерскую. Укрепленный на двери колокольчик тихонько тренькнул, сообщая о приходе посетителя.

В центре небольшой, драпированной тяжелыми материями студии, на фоне такого неуместного, да к тому же еще и неудовлетворительно нарисованного южного пейзажа, по-хозяйски раскорячив худые ноги, стоял фотографический аппарат. Объектив, напоминающий жерло артиллерийского орудия, был повернут в сторону вошедшего.

Из-за черной суконной занавеси, закрывающей вход в другое помещение, тотчас же выбежал подвижный молодой человек с мокрыми руками.

– Крафт, умеренные цены при высочайшем качестве! – сказал он скороговоркой.

Фома Фомич при виде человека снял с головы картуз и, пригладив ладонью волосы, сказал:

– Мы это, узнать…

– Что узнать?

– Там у вас карточки в окне…

– Ну да, карточки. И что?

– Свадьба там, узнать… чья она свадьба?

Фотограф подошел к Фоме Фомичу ближе и, склонив голову чуть вбок, спросил:

– А зачем вам это понадобилось знать?

– Так ведь, эта, брательник женится, а тама пролетка красивая, хотел узнать, чья…

– Брательнику на свадьбу, – понимающе кивнул фотограф, – нет ничего проще. Я знаю этого лихача и могу сказать, где он живет. Но чур уговор, я тебе его адрес, а ты приглашаешь меня свадьбу снимать!

– Снимать?

– О, брат, недоучили тебя… – вполголоса проговорил Крафт, а затем стал громко и радостно, при каждом слове чуть подавая голову вперед, объяснять: – Фотографировать, карточки делать, а потом брательника твоего вместе с невестой в окне у себя выставлю, красота! А там, глядишь, и ты в кадр попадешь…

– Как?

– Вместе с брательником!

– А-а-а!

– Ну, так что, по рукам?

– По рукам!

– Вот я тебе запишу, читать-то умеешь?

– Чуток могу.

– Ну, этого хватит! – сворачивая трубочкой записку, проговорил Крафт.

Взяв в руки бумажку, которую дал фотограф, и надев картуз, фон Шпинне вышел из студии. Колокольчик брякнул ему вслед. Свернув за угол, Фома Фомич раскрыл записку и прочел: «Егоркин Никодим. Старобобринская, дом Плетнева…» Попался, Никодим!