Производственный роман

Мастер сжал переносицу, как бы поправляя очки правда, очков (оправа из поликлиники за 12 форинтов) он никогда не носил, «только когда присматривался». «Я буду так добр». Внезапно наступила тишина. В руках Автора Передачи дрогнула бумага. В этот момент от невнимательного или чересчур даже взволнованного жеста арфистки всколыхнулась арфа. Все злобно оглянулись, мастер печально, но с благодарностью кивнул — он осунулся, губы его сжались, капельку побледнели, — и тусклым голосом начал говорить: «В последнем абзаце вместо положениея бы сказал справедливость,соответственно, вместо это — эта-,а также в предпоследней строчке перед навозныйитакдалее: в связи с годами высылки вспоминается, навозный и т.д.» — «Стоп. В этом я вам способствовать не буду». — «В чем?» — «Такую вот политическую подоплеку, которая совершенночужда материалу, я на себя не беру». — «Я беру», — сказал тихо и расстроганно мастер. «Вы ничего на себя не берете. У вас нет на то полномочий. Здесь за это отвечаю я. А я эту политическую…» — «Это не политическое, — сказал теперь чуть громче он, — а биографическое. Но если политическое, тогда, надо надеяться, и вы тоже… э… возьмете это на себя». — «Для вас это так важно?» Режиссер Передачи самоуверенно улыбнулся. «Знаете, друг мой, он задал умный вопрос… Только вот… Его так часто задают». Мастер переспросил, потому что не понял, о предложении говорят или о высылке. «Чтобы это предложение было в тексте? Не особенно. Точно так же, как и остальные». Потом еще добавил что-то со светским остроумием (потому что платят за объем): «Как и остальные предложения такой же длины». — «Я с вами не спорю. Я не хочу, чтобы это предложение было в тексте». — «А я хочу. Так что, начальничек, пока что крестик». — «Простите?» — «Один — один», — и двумя большими пальцами мастер показал вверх. В другой период времени он сказал об этом: «Знаете, друг мой, из этого положения, плавным полукругом, постепенно, вниз… как дворники у «Жигулей». (Позднее же только: «Дворники у «Жигулей». Конечно, мастеру было легко: он ни от кого не зависел — там.) И пошло-поехало, начались пронзительные вопли, из самых неожиданных точек помещения вываливались то союзы, то придаточные предложения («а прочие грамматические единицы»). За это время случилось предательство; дамочка, которая играет (играла и будет играть) на арфе, на цыпочках выскользнула в дверь. «Это был удар в поддых». Мастер стоял посередине и пытался угадать, но лишь в редчайшем случае обнаруживал источник звука. «Оттуда!» Нет — «Оттуда!» Нет. И т. д. Затем, так же как и после сильного дождя снисходит Божья благодать, наступила тишина. Режиссер Передачи, скрестив руки, смотрел. Мастер «добродушно» сказал: «Хорошо. Выбросим это». — «Что?» — со свежими силами, злобой и раздражением завопил Режиссер Передачи, затем, когда каждый понял то, что вроде как касалось его, запись продолжилась.

«Женщина показала себя спереди, сзади, затем родилось решение, а результатом решения, к счастью, явилось следующее: я могу быть доволен, жена у меня красивая. Но ведь в таких вещах нельзя полагаться на прихоти вкуса, нельзя снова и снова перепроверять: нравится мне Рыбацкий Бастион или запыленный район Кэбаня… К счастью, это не часто приходит в голову: живешь здесь…» — «Остановитесь, пожалуйста. Вы, как бы это сказать, портите прекрасный текст. Живешь здесь,а не живешъссесь.Побольше воздуха, спокойней. Чуть величавей, если вы меня понимаете. Хорошо, можем начинать? Прошу». — «Живешь здесь, а не туристом приехал. Проклятая задача туриста, и в этом видна степень его растления, заключается в том, чтобы восторгаться; я же, если захочу, могу состроить и кислую мину… Сейчас я имею в виду, но мог бы иметь в виду и другое, что у меня нет пейзажей,как у другого Алфельд или площадь Телеки, у меня есть предметы. Для меня интересен каждый предмет, который каким-то образом кичится своей материальностью. Церковь, например, или стрелка трамвайных рельсов… Однако дело в том,что об этих вещах я думаю довольно беспорядочно: потому что когда пространственный объем такой, как будто его вырезали из длинного, цветного, американского фильма, то мне он очень нравится, а с другой стороны… навозный сноп соломы тоже дело не последнее. Между этими вещами мне и приходится разрываться».