Разумеется, эти коды – принадлежность определенного общества; они предписаны для тех, кто к нему принадлежит. Принадлежать к тому или иному обществу означает знать и использовать его коды – коды вежливости, учтивости, объяснения в любви, переговоров, заключения сделок и торговли, объявления войны (коды дерзости, нанесения оскорбления, объявления военных действий дополняют и подкрепляют коды заключения союза).
Следует особо подчеркнуть значение локусов и пространства для жестикуляции[105]
. Верх и низ – то есть земля, ноги, нижние конечности; голова и то, что над ней: волосы, парики, султаны, шляпы, зонтики и т. д., – имеют свой смысл. Как и правое и левое (левое на Западе связывается со злом, несет на себе черную метку). Эту символику и смыслы усиливают голоса, пение – степенные и резкие, высокие и низкие, громкие и тихие.Жестикуляция воплощает в себе идеологию и связывает ее с практикой. Благодаря ей идеология перестает быть абстрактной и выражает поступки через жесты (поднятый кулак, крестное знамение). Жестикуляция связывает репрезентации пространства с пространствами репрезентации, по крайней мере в некоторых особых случаях: церковные жесты, посредством которых священнослужители обозначают в сакральном пространстве жесты божества, воспроизводя сотворение мира. С другой стороны, жесты соотнесены с предметами, наполняющими пространство, – мебелью, одеждой, орудиями (кулинария, труд), играми, жилищами. Что свидетельствует о сложности жестикуляции.
Обладает ли жестикуляторное начало почти бесконечным, то есть не поддающимся определению, множеством кодов? Этот скользкий момент можно прояснить уже сейчас. Множественность кодов относится к числу обязательных детерминант: например, жесты повседневные и жесты праздничные, ритуалы дружбы и вражды, бытовая микрожестикуляция и макрожестикуляция огромных толп. Но разве нет жестов, знаков или сигналов, позволяющих менять коды или субкоды, прерывать один код и переходить к другому? Безусловно, есть.
Правильнее было бы говорить о субкодах и общих кодах (что позволило бы при необходимости классифицировать их по родам и видам), а не бесконечно умножать сущности, коды. Нужно применить к этим сравнительно новым понятиям (кодирование, декодирование, сообщение, расшифровка) принцип бритвы Оккама! А главное – не следует мыслить или воображать себе код пространства как субкод дискурса, который выстроит пространство по образцу дискурса или одной из его модальностей. Изучение жестов этого не позволяет.
Задача всех этих соображений и рассуждений – не рационализировать жесты, а прояснить отношения между жестикуляцией и пространством. Почему восточные народы живут на уровне земли, имеют низкую мебель и, отдыхая, садятся на корточки? Почему на Западе мебель жесткая, с прямыми углами, требующая напряженной позы? Почему граница, разделяющая эти типы поведения и (не оформленные словесно) коды, совпадает с границами религиозно-политическими? Разнообразие здесь столь же непостижимо, как и разнообразие языков. Быть может, анализ социальных пространств позволит ответить на эти вопросы.