Организованные, то есть ритуализованные и кодифицированные, жесты не только совершаются в «физическом», телесном пространстве, но и порождают пространства, произведенные жестами и для жестов. Последовательности жестов соответствует связная последовательность четко очерченных сегментов пространства; сегменты повторяются, но из их повтора рождается нечто новое. Таковы клуатр и прогулочный дворик в монастыре. Зачастую произведенные таким образом пространства полифункциональны (агора), хотя некоторые жестко заданные жесты (спортивные, военные) уже на очень раннем этапе произвели особые локусы: стадионы, ристалища, военные лагеря и т. д. Ритм большинства этих социальных пространств задан жестами, которые в них производятся и которые их производят (эти пространства измеряются в шагах, локтях, футах, ладонях, дюймах и т. д.). Пространства порождают как бытовая микрожестикуляция (тротуар, коридор, место, где принимают пищу), так и самая торжественная макрожестикуляция (галерея, окружающая хоры в христианских церквях, подиум). При соприкосновении жестикуляторного пространства и представления о мире с его символикой возникает великое творение – например, клуатр. Величайшая удача: жестикуляторное пространство приземляет пространство ментальное, пространство богословского созерцания и абстракции; оно позволяет ему получить выражение и символическое значение, включиться в практику строго определенной группы в строго определенном обществе. В подобном пространстве жизнь, протекающая между самосозерцанием, осознанием собственной конечности, и созерцанием трансцендентной бесконечности, исполняется счастья, сотканного из умиротворения и приятия своей неутоленности. Клуатр, пространство созерцателей, место прогулок и собраний, связует теологию бесконечного с ее особым, конечным локусом, четко определенным в социальном плане, не имеющим строгой специализации, но обусловленным своей принадлежностью к данному ордену и данному уставу. Колонны, капители, скульптуры – все эти семантические дифференциалы размечают маршрут, заданный шагами созерцателя в часы отдыха, также отданного созерцанию.
Жесты «духовного» обмена, то есть обмена символами и знаками, со свойственной ему радостью, произвели собственные пространства; но не менее продуктивными были и жесты обмена материального. Переговоры, заключения договоров, торговля нуждались в подходящих пространствах. Торговцы на протяжении веков образовывали деятельные, оригинальные, по-своему продуктивные группы. Сегодня товарный мир, совместно с капиталом распространившийся на всю планету, приобрел деспотический характер; его осуждают, на него порой списывают все беды. Но не нужно забывать, что в древних сообществах с их жесткими рамками, в аграрных обществах и политических полисах, торговцы и товар веками служили символом свободы, надежды, открытых горизонтов. Они приносили богатство и необходимые продукты: зерно, пряности, ткани. В то время «коммерция» означала коммуникацию; обмен ценностями сопровождался обменом мыслями и удовольствиями: на Востоке он оставил по себе больше следов, чем на Западе (европейском и американском). Первоначальные пространства торговли, возникшие во времена, когда торговцы и их жесты порождали собственные локусы, отнюдь не лишены красоты: это портик, базилика, павильон. Быть может, пространства роскоши встречались реже, чем пространства власти и знания, мудрости и обмена?
Для объяснения этих разнообразных творений недостаточно лишь проксемики, о ком бы ни шла речь – о детях или взрослых, парах или семьях, группах или толпах. Антропологическое понятие «проксемика» (Холл), то есть соседство, является рестриктивным (редуктивным) по отношению к понятию «жестикуляторное начало».
III. 13
Структурные разграничения, бинарные оппозиции, уровни и параметры не должны заслонять от нас большие диалектические процессы, протекающие в едином целостном мире и позволяющие дать ему определение.