Производство пространства

Только восстановив мысль Маркса во всей ее полноте и целостности, мы получаем возможность дистанцироваться от нее, рассматривать ее как отправную, а не конечную точку, не как завершение. Иными словами, ее следует рассматривать как один из моментов теории, а не как догму, окончательную теорию. Сегодня (повторим еще раз) мы должны избегать двух заблуждений, двух иллюзий. В рамках первой иллюзии марксизм рассматривается как система, которую пытаются ввести в сферу сложившегося знания и, как следствие, подчинить критериям эпистемологии. Другой подход состоит в попытках уничтожить мысль Маркса под видом ее радикальной критики, опровержения, распространяющегося на сами принципы опровержения. Первая иллюзия строится на авторитете абсолютного знания: на допущении идеи (исторически восходящей к Гегелю) о существовании подобного знания, относящегося к «реальности», также установленной раз и навсегда. Вторая – это головокружительное разрушение и саморазрушение, в основе которого лежит идея, будто подкоп под основы знания уничтожает «реальность». Не следует ли сегодня рассматривать марксизм по аналогии с тем, как физика, основанная на теории относительности, рассматривает физику Ньютона, – то есть как момент в развитии мысли, необходимый не только с точки зрения исторического генезиса и педагогического изложения, но имманентно, сущностно? Вопрос о политическом разрыве (прерывности) между (гегелевской) теорией государства и радикальной (марксистской) критикой государства в данном случае остается открытым.

Сегодня мы можем воссоздать весь путь, пройденный политической экономией от зарождения к упадку, включая и его вершину – наследие Маркса. Ее короткая и драматичная история неотделима от так называемой экономической «реальности», то есть от роста производительных сил (первичного накопления капитала). Закат экономической мысли начинается вместе с трудностями экономического роста и проблемами идеологии, которая дает ему обоснование и стимулирует его: вместе с появлением политического эмпиризма и прагматических решений, предложенных в ответ на проблемы роста.

Прежде чем перейти к этой истории, следует уточнить некоторые понятия – например, понятие общественного труда, предложенное великими английскими мыслителями и получившее развитие прежде всего у Гегеля и Маркса. Понятие общественного труда проделало сложный путь. Как понятие, так и сама реалия возникли вместе с зарождением промышленности; несмотря на усиленное противодействие, они не только утвердились, но и выдвинулись в центр как для теории, так и для практики, как в науке, так и в обществе. Производительный (промышленный) труд как реальность, как понятие, как идеология породил нравственные и художественные «ценности». Производство и производительность, наряду с социальными причинами, легли в основу понимания мира, связанного с философией истории и с восходящей наукой – политической экономией. Затем это понимание морально устарело. Ценности и понятия, восходящие к труду, обветшали. Политическая экономия как теория роста, предлагающая модели развития, распалась.

Нечто аналогичное происходило уже в середине XIX века; но тогда новое ускорение политэкономии придал Маркс – неожиданным и непонятным для специалистов по экономике способом: добавив к ней ее критику в рамках глобальной концепции (времени, истории, социальной практики). Сегодня эта схема хорошо – и даже слишком хорошо известна. Заложенное в ней творческое (кто-то скажет «производительное»; почему бы и нет?) начало оказалось ослаблено. Творческое начало проявляется в тот момент, когда понятия нарушают господствующие тенденции, и вплоть до момента, когда они вбирают эти тенденции в себя, включаясь в сферу знания, общего достояния, культуры и педагогики. Так же обстояло дело с Марксом и марксизмом. Тем не менее эта схема сохранила сильные позиции. Нет знания без критики знания и без критического знания. Политическая экономия как наука не является и не может являться «позитивной» и только позитивной наукой; политическая экономия есть также критика политической экономии (мы имеем в виду критику экономики и политики, а также их пресловутого единства или синтеза). Познание производства предполагает критический анализ производства, что возвращает нас к понятию производственных отношений. Единожды сложившись, производственные отношения влияют на расплывчатое целое, из которого они возникли, – общественный производительный труд, производство. Одновременно складывается еще одно понятие, включающее в себя понятие производственных отношений, но не совпадающее с ним: способ производства. Связь между производственными отношениями и способом производства раскрыта у Маркса не полностью и разработана не вполне верно. Отсюда лакуна, которую попытались заполнить его последователи. Насколько они добились успеха – другой вопрос.