Возникает вопрос, не имеют ли различные пространства в виде шахматной доски общее происхождение – принудительные действия центральной власти. Однако эта «порождающая» схема вряд ли поддается безоговорочному обобщению. Изменение нью-йоркского пространства начиная с 1810 года объясняется наличием и влиянием уже существующего сильного городского ядра, которое проявляется в действиях компетентных властей. Имеет ли оно целью перенос богатств в метрополию? Безусловно, нет; период колонизации уже завершен. В Латинской Америке геометрическое пространство создавало возможность вымогать и грабить во имя накопления богатств в Западной Европе: произведенное богатство уплывало в далекие страны сквозь ячейки сети. В англосаксонской Америке гомологичное с точки зрения формы пространство служит производству и накоплению на месте. Одна и та же абстрактная форма имеет противоположные функции и порождает разные структуры. Однако она не безразлична по отношению к функциям и структурам. В обоих случаях предшествующее пространство разрушено целиком и полностью. Изменения нацелены на однородность и создают ее.
Что же касается пространства азиатского города и деревни, также разбитого на квадраты… Вот очень краткий пересказ интервью с одним восточным философом (буддистского толка); он отвечает на вопрос о связи между пространством, языком, иероглифами. «Вы не сразу сможете понять иероглифы и ту мысль, какая заложена в этих формах. Иероглифы – не знаки. Знайте, что чувственное и интеллигибельное для нас неразделимы так же, как означающее и означаемое. Образ трудно отделить от понятия. Смысл иероглифа не существует вне его рисунка, его начертания. Чувственное и интеллектуальное, если пользоваться вашими разграничениями, для нас даны вместе – в смысле. А теперь посмотрите на этот иероглиф, один из самых простых: квадрат, центр квадрата соединен двумя линиями с серединами его сторон. Я читаю его, произношу: Tà.
Что вы в нем видите? Сухую геометрическую фигуру. Если я попытаюсь передать вам, что одновременно вижу и понимаю, то первым делом скажу: это рисовое поле с высоты птичьего полета. Линии, расчерчивающие его, обозначаются не границами, не межами или колючей проволокой, а оросительными каналами, являющимися частью самого поля. Я смотрю на рисовое поле, я становлюсь птицей, которая смотрит на него. Я нахожусь на большой высоте, с этой точки удобно рассматривать рисовое поле. Это в самом деле рисовое поле? Да, но одновременно и мировой порядок, принцип организации пространства. Не только в сельской местности, но и в городе. Все во вселенной разбито на квадраты. Каждый квадрат имеет пять частей. Центр обозначает присутствие Того, кто мыслит и несет в себе порядок вселенной. Раньше это был император. Вертикальная линия идет от центра вверх; это идеальная линия; она восходит к птице, которая в полете видит пространство. Это измерение мысли, измерение знания, которое отождествляется здесь с Мудростью, а значит, с Властью мудреца, властью осмыслять и сохранять порядок природы…В японской каллиграфии это подробнее разработано в принципе Shin, Gyo, So
. Это именно принцип, а не просто прием соединения элементов пространства и времени. Он одинаково действен как в стенах храма и дворца, так и в пространстве города и отдельного дома; он позволяет составлять ансамбли, содержащие в себе самые разные события: от событий семейной жизни до больших религиозных и политических церемоний. Зоны публичные, пространства отношений и действий, соединяются с зонами приватными, пространствами созерцания, уединения, покоя; их связывают зоны смешанные, пространства путей, переходов, связей. Термины Shin, Gyo и So означают три уровня или ступени организации – одновременно пространственной и временной, ментальной и социальной, – которые связаны отношениями импликации. Отношения импликации здесь не сводятся к логической связи, хотя и предполагают ее. “Публичное”, храм или дворец, включает в себя и приватное, и смешанное. “Приватное”, дом, жилище, включает в себя также и публичное (места приема гостей), и смешанное. Наконец, так же дело обстоит и в городе…