А теперь вновь дадим слово восточному философу, он распаляется все сильнее: он не проповедует, а обвиняет, произносит прокурорскую речь против Западной Европы: «Ваши улицы, ваши площади и проспекты носят смешные названия, никак не связанные ни с ними, ни с людьми, ни с предметами. Много имен генералов и названий битв. Никакой связи между означающими и означаемыми. В ваших городах разумное пространство разбито вдребезги. Система координат, которую вам предлагают и которая разработана на ваш лад, покрывает все лучшее, что Запад нашел в этой сфере. На чем она основана? На группе трансформаций, на единой структуре. Один из великих ваших ученых наконец заметил, что сложные пространства в виде решетки, полурешетки, сетки на практике имеют превосходство над пространствами упрощенными, деревьями, прямоугольными контурами. Эта система координат показывает почему. Вам сейчас дают единую конкретную логику, логику смысла. Примите этот дар. Примите гипотезу о едином дискурсе, одновременно теоретическом и практическом, повседневном и не бытовом, ментальном и социальном, архитектурном и урбанистическом. Как ваши предки – я имею в виду греков, а не галлов! Такой дискурс будет не обозначать город: это будет дискурс самого города. Взятый из абсолюта? Почему нет? Живой, а не смертный, как знаки, которыми вы пользуетесь. Расшифрованный? Нет, лучше: порожденный!»
Возражение: «Не спешите! Вы считаете, что Восток с незапамятных времен владеет тайной, которую Запад утратил или которой никогда не имел, – тайной взаимосвязи между тем, что делают люди, живущие в обществе, и тем, что они говорят. Значит, по-вашему, Востоку известна эта жизненно важная связь, это согласие между религиозным, политическим и социальным, а Запад ее убил, потому что пользовался знаками и анализом. Короче говоря, вы бы хотели, чтобы мы на основании вашего опыта и ваших мыслей определили некое подобие того, что Э. Панофский применительно к Средневековью называет modus operandi
, порождающим одновременно образ жизни, пространство, памятники, идеи, цивилизацию. Вы предлагаете систему координат, глубинную структуру, которая имплицирует и эксплицирует локусы, их наполнение, перемещения жителей и чуть ли не их жесты. Позвольте вам заметить, что выстроить такую систему координат крайне сложно. Возьмем пространство Gg; оно замкнуто, расположено на верхнем уровне, симметрично; оно отличается от пространства Gm, открытого, расположенного на верхнем уровне, симметричного, и от пространства Gp, замкнутого, расположенного уровнем ниже и асимметричного. И так далее. Комбинировать их очень тяжело и неудобно, даже на компьютере. Уверены ли вы, что эта сетка отвечает конкретной реальности, например какому-нибудь храму в Киото, где одна часть предназначена для публики, другая для ритуалов, а третья отводится для священнослужителей и созерцателей? Согласен, ваша схема учитывает нечто важное: различие в повторении. Ваш пример с садом несет в себе глубокий смысл. Сад в разных контекстах всегда один и тот же и всегда разный: это может быть королевский парк, божественное и недоступное место; или доступное для всех окружение святилища; или место публичных празднеств; или место “приватного” одиночества, созерцания; или переходное место. Этот чудесный сад – всегда микрокосм, символическое произведение искусства, локус и одновременно объект; он обладает различными “функциями”, которые никогда не являются собственно функциями. У вас он исключает оппозицию “природа – культура”, которая губит Запад; сад демонстрирует собой освоение природы; он весь природа, символ макрокосма, и весь культура, проекция образа жизни. Отлично. Но не будем впадать в манию аналогий; у вас есть, как у нас говорится, рациональная идея. Какая? Вы хотите, чтобы пространство осмыслялось как дискурс? Дискурс распадется на атомы, единицы значения, комнаты, дом (включая сад), улицу и т. д., как на шахматной доске. Городское пространство будет подобно письму, обусловленному социальным употреблением. Вот что смущает в вашем, абстрактном и вместе с тем конкретном пространстве: это пространство Власти. То, что его предполагает, и то, что в нем предполагается, – это Божественное и Имперское, знание и власть в их единстве или смешении. И вы хотите ввести это на Западе? Нам трудно согласиться с тем, чтобы политическая власть производила пространство и время. Такое, если пользоваться западной терминологией, ультрагегельянство весьма красиво, но неприемлемо. Государство? Для нас оно не является, уже не является и никогда больше не будет являться единством Мудрости и Власти. Есть опасность, что ваша схема станет ужасающим орудием господства. Вы стараетесь научно формализовать ее на западный манер, а мы, люди Запада, легко можем увидеть в ней определение авторитарного пространственно-временного целого!»II. 14