Прокаженные

Через полчаса в том же кабинете собрался весь актив лепрозория: лекпом Плюхин, завхоз Пыхачев, заведующий аптекой Клочков, Вера Максимовна, Серафима Терентьевна, Белоусов, Катерина Александровна, врач Сабуров и другие. Лещенко выбрали председателем

- Я отниму у вас, товарищи, всего несколько минут, — начал Семен Андреевич, бегая глазами по кабинету. — В то время, когда страна наша требует от всех своих граждан строгого соблюдения всех советских законов, у вас, в лепрозории, производится преступное нарушение их.

- Ты дело давай, главную суть, — нетерпеливо вмешался Маринов.

- Прошу, товарищ Маринов, меня не перебивать, — с достоинством посмотрел на него Семен Андреевич.

- А ты дело давай, — добродушно подтвердил тот.

- Гм, как будто я и взаправду — без дела, стараясь скрыть обиду, отозвался Семен Андреевич.

- Ну ладно, только не сердись, — махнул рукой Маринов и принялся рассматривать на стене портрет Ганзена.

Все сидели молча, решительно не понимая о каком «преступлении» говорит «шеф», но не перебивали, ждали.

- У вас, товарищи, в полном загоне наша советская общественность.

Правда, вы работаете, но работа ваша ушла только в один бок. У вас все ушло только на медицину, вы ограничиваетесь только одной частью работы — лечебной. А кроме того, есть ведь еще другая сторона: жизнь, быт, личные интересы людей, гражданские ваши обязанности…

- Это вот верно, — поддержал Маринов.

Семен Андреевич сделал вид, что не расслышал реплики, и продолжал:

- Ведь больные не только болеют, лечатся и думают о своей проказе, они еще живут — едят, ходят, работают, чем-то интересуются, они ведь живые люди, такие же, как мы. А что вами сделано и делается в этом направлении? Что сделали вы для того, чтобы они интересовались не только своей проказой, но и всей жизнью на всем земном шаре и чувствовали себя не прокаженными, а только временно выбывшими из строя? Я должен сказать, товарищи, что в этом направлении вами не сделано и не делается почти ничего. Ну, взять хотя бы такой пустяк, как стенная газета. Где газета? Ее нет. А где у вас самокритика? Нет. Сколько раз в лепрозории устраивались общие собрания? В два года один раз…

- Правильно, — горячо поддержала его Катерина Александровна, — что и говорить…

- Безусловно! — подтвердил на весь кабинет Клочков.

- А отсюда и беда, — продолжал Семен Андреевич, чувствуя, как он начинает овладевать вниманием собрания, попав в самое чувствительное его место, и оттого принимая тон еще более решительный, непреклонный. — Отсюда и нарушение советских законов, отсюда самое преступление.

- Ты опять уклонился, — подсказал ему Маринов, снова на одно мгновение смутив Семена Андреевича. Однако смущения его не заметил почти никто.

- Ведь так, товарищи, нельзя, — продолжал он.

Клочков, сидевший все время позади, тихонько поднялся со своего места и направился было к выходу, но его заметил Семен Андреевич.

- Куда это вы, товарищ?

Клочков растерянно остановился.

- А я так… промяться… Я не ухожу…

- Уж лучше садитесь. Нам надо поговорить.

- В таком случае, — вдруг брякнул Клочков, отчего-то покраснев и страшно смутившись, — позвольте мне слово…

Семен Андреевич умолк и с удивлением взглянул на него.

- Пожалуйста, — ласково разрешил он.

- Что ж тут такого? — еще более конфузясь и торопясь, начал Клочков. — Я понимаю: вам все известно, товарищ Орешников, и скрывать тут нечего…

Ладно. Но позвольте вам доложить по совести, что никакого преступления тут нет. Ну, если перед завтраком или перед обедом хлопнешь рюмку-другую… Ведь это не такой уж большой ущерб. А если что, я готов даже оплатить.

Привычка-с, знаете… Не могу… А достать, как сами видите, тут негде, кроме как…

- Так, так, ну и что же? — весьма заинтересовался Семен Андреевич, видимо совершенно не понимая мысли заведующего лепрозорной аптекой.

Кто-то среди собравшихся усмехнулся.

- Я говорю, что тут нет ничего особенного, — окончательно растерялся Клочков, — я думаю, что от одной — двух рюмок государство не обеднеет.

- Каких рюмок? — подался вперед Семен Андреевич, впиваясь глазами в Клочкова.

- Ну вот, — вытер тот лицо. — Будто не знаете. Ведь вы же о спирте?

- О спирте? — изумился Семен Андреевич.

Клочков растерянно смотрел на него, перебирая пальцами полу своей толстовки. Он начинал понимать, что Семен Андреевич имел в виду вовсе не спирт.

- О каком спирте вы говорите? — нахмурившись, повторил Орешников.

- О казенном! — громко и язвительно подсказал Белоусов. — Спиритус вини.

- А я бы попросил вас помолчать, — вдруг озлился Клочков, метнув в сторону Белоусова недружелюбный взгляд.

- То есть как это помолчать? — с достоинством заговорил Белоусов. — Вы расхищаете народное достояние — спирт, который должен идти на лечебные надобности. От вас всегда разит за целую версту… Вот и сейчас нос красный.

Я сам видел, как третьего дня вы изволили цедить из бутылки себе в пузырек.

Рюмочку-другую! — насмешливо воскликнул Белоусов. — Сегодня рюмочка, завтра рюмочка, а подсчитайте, сколько этих рюмочек получается в годовом итоге.

Подсчитайте! — прокричал он и ткнул пальцем в сторону, где сидел ошеломленный Клочков.