Прокаженные. История лепрозория

У нее была мать, жившая где-то в Тамбовской губернии, и матери она отправляла деньги, которые дарили ей мужчины. Оля писала ей, что живется ей хорошо, служба у нее хорошая и скоро они увидятся. Вскоре ее скрутила «ленивая смерть». Подруги посоветовали обратиться в здравотдел, и здравотдел направил ее сюда. Подруги же написали матери о том, что Оля умерла, – таково было ее желание. С тех пор она не существовала больше для «того» мира. Жизнь оборвалась: не было больше ни радости, ни отчаяния, не было и надежд, как не было и безнадежности.

Она была единственной больной, которая никогда не надоедала доктору Туркееву расспросами о своем здоровье.

И вот однажды Оля заметила ухаживания Меркулова. С удивлением следила она за его взглядами, терпеливо и с любопытством выслушивала его неуклюжие, неумелые слова. Ни один мужчина никогда не говорил с ней так, как говорил Меркулов. Все приходили пьяные, грубые и бесстыжие. Потом уходили к своим возлюбленным и женам, забывая о ней так же быстро, как забывала о них Оля.

И вдруг это странное внимание, робость и застенчивость… Что это?

Мужская хитрость? Нечто другое? Но другого она не знала.

Однажды у Оли родилась мысль, показавшаяся ей нелепой: «Он меня любит!»

Она улыбнулась сама себе. Где-то на дне оцепеневшего сердца начало просыпаться странное, совсем незнакомое ей чувство, блеснувшее как яркий луч, обещающий тепло и радость. Так бывает иногда глубокой зимой, когда сквозь тяжесть угрюмых туч внезапно пробьется и заиграет солнце, напоминающее, что, кроме сумрака и холода, есть еще и тепло.

Иногда ей казалось, что он просто заскучал по бабе и выбрал не другую, а именно ее потому, что она была гулящая и, следовательно, доступнее, чем все другие бабы на этом дворе. Тогда Касьян становился ей таким же противным, как те мужчины, которые ходили к ней, когда она не была еще прокаженной.

– Что ты от меня хочешь, Касьян? – однажды спросила Оля. – Зачем я понадобилась тебе, чего ты добиваешься?

Касьян молчал.

– Тебе бабу надо? Так ты, миленок, лучше забудь обо мне. Ты думаешь, я и здесь промышлять начну?

– Нет, вы ошибаетесь… очень ошибаетесь, Ольга Дмитриевна, и меня вы просто обидеть хотите. Зачем вы так говорите? – сказал Касьян и потускнел.

Он говорил ей «вы», сам не зная почему, – то ли оттого, что хотел доказать неправильность ее подозрений, то ли от какого-то особого уважения к ней.

– Так что же ты хочешь, Касьян?

Он прикоснулся к ее руке и сказал:

– Ольга Дмитриевна, вы напрасно все это говорите… вы мало знаете меня… Да разве можно думать по справедливости – кто и чем был там? Я не такой подлец. Давайте поженимся, Ольга Дмитриевна, и начнем жить как муж и жена… как настоящие…

Ее голова поникла.

– Это совсем неподходящая статья, – сказала она тихо.

– Почему неподходящая?

– Зачем нам жениться?

– Зачем все люди женятся?

Касьян помолчал, потом повторил:

– Зачем все люди соединяются?

– Так это – люди, а не мы.

– А мы разве не люди?

– Люди, да не те…

– Кто знает, может, когда-нибудь и мы будем, как те.

Ей стало жалко Касьяна, и тогда, не выпуская своей руки из его, она сказала так просто, как будто речь шла о вчерашнем дне:

– Касьянушка, мне все равно, но жениться нам – смешно… Ведь глупость делают те, кто женится. Если ты хочешь бабу и меня выбрал – приходи ко мне… Но зачем жениться?

– Нет, Ольга Дмитриевна, так нельзя… Хорошие люди так не делают. Я не хочу так. По закону надо. Вот пойдемте к доктору и скажем ему – так и так.

– Зачем же тебе все это понадобилось?

– Я хочу, чтобы вы были законной моей женой, настоящей, а не какой-нибудь, я не хочу насмехаться над нами.

Слова его были для нее необычны и радостны.

– Ты, что ж, любишь меня, что ль? – спросила она.

– Кто знает… может, и люблю, Ольга Дмитриевна.

– За что?

Ответа не последовало.

– Ты вот что, Касьян, может, ты меня и взаправду любишь – не знаю, но только подумай, прежде чем решиться… подумай, чем я была, – может, раздумаешь еще.

– Нет, теперь уж не раздумаю.

– Смотри, попрекать меня будешь… укорять за прежнее.

– Нет, не буду… За что попрекать? Разве вы вольны были?

– Нет, не была вольна, – прошептала она и, придвинувшись к нему, сказала таким тоном, будто брала с него клятву:

– Хорошо, Касьян, если ты скажешь мне сейчас, что никогда не попрекнешь ни одним словом за то, чем я была там, – пойду за тебя. Но если обмолвишься этим хоть один раз – тогда мы не товарищи друг другу, так и знай.

– Ты мне вот о чем скажи, Оля, – перебил ее Касьян, – имела ли ты из всех мужчин какого-нибудь одного, постоянного?

– Нет, такого не было. Были, приходили по нескольку раз, но они всегда платили, а бесплатного ни одного не было… А зачем тебе понадобилось знать про это?

– Я говорю к тому, что ежели бы у тебя был один какой-нибудь, как ты сказала, бесплатный, тогда было бы о чем думать, а раз все – за плату, это все равно что ни одного. Да и тогда не попрекал бы…

В тот же день они явились к доктору Туркееву, и он распорядился отвести им отдельную комнату.