Прокаженный

Прямо перед собой он узрел взволнованное лицо склонившейся над ним научной сотрудницы, а уже через секунду в дверях стал слышен козлетон директора:

— Ну как он там, Наталья Павловна? «Скорая» сейчас приедет.

Внезапно аспирант поднялся на ноги так стремительно, что его спасители даже вскрикнули. Во всем его теле ощущалась небывалая легкость, оно было просто переполнено энергией, а в голове слышался далекий звук камлания Рото-абимо: «Голод, голод, голод…» Мгновенно что-то темное и вязкое обволокло мозг Титова, и, ощущая, что движется в такт с могучей, всеразрушающей силой, он подскочил к козлобородому музейному руководителю и, замкнув кольцо большого и указательного пальца, одним движением порвал дряблое старческое горло. Дико завизжала от ужаса забрызганная директорской кровью Наталья Павловна, а когда быстрым рывком аспирант содрал с нее платье, она вдруг замолчала и, прикрывая свою знаменитую грудь, обтянутую кружевным французским лифчиком, начала лепетать:

— Юра, ну что ты делаешь, Юра.

Рассмеявшись, Титов скинул с себя мешавшую ему шаманскую парку, и, ухватив научную сотрудницу за волосы, в мгновение ока разорвал на ней колготки вместе с трусиками и, не обращая внимания на поднявшийся снова бабий визг, швырнул ее ягодицами кверху на ворох истлевшего музейного барахла. Мощным, рассчитанным движением он тут же глубоко вошел в нее, а когда тело его жертвы от боли затрепетало и раздался громкий женский стон, Титов улыбнулся и не останавливался до тех пор, пока глаза его не закатились и из широко открывшегося рта не вырвался торжествующий крик обладания.

Где-то глубоко в сознании звуки камлата раздавались по-прежнему, и, глянув брезгливо на сразу ставшее ненужным, потерявшее всю свою привлекательность, скрюченное на груде тряпья тело рыдающей Натальи Павловны, аспирант хмыкнул и легким ударом ладони в лоб сломал ей шейные позвонки. Научная сотрудница, коротко вскрикнув, вытянулась неподвижно, а прикидывавший судорожно, чем бы ей вскрыть грудную клетку, Титов внезапно услышал за дверью в коридоре голос сержанта из охраны:

— Вот здесь он лежит, наверное.

И внутрь ввалился его обладатель в сопровождении санитаров с носилками.

Мент оказался не дурак: при виде двух жмуров, лежащих на полу, и аспиранта с голым торсом, измаранным кровищей, он не растерялся и без всяких там «стой, стрелять буду» вытянул из кобуры свой табельный ПМ, дослал патрон и, рявкнув: «На колени, руки на затылок», нацелил пушку Титову прямо в лоб. «И-и-и», — уже через долю секунды раздался звук отрикошетившей от чего-то железного пули, а поднырнувший под вооруженную сержантскую руку аспирант провел мощнейший суто-учи по сонной артерии мента и, замочив его на месте у остолбеневших эскулапов на глазах, поднял ствол и бросился в коридор. Сейчас же оттуда раздались крики: «Стой, стреляю», и прозвучали резкие хлопки выстрелов, затем было слышно, как что-то грохнулось на пол, а через минуту заваливший аспиранта старшина втащил его неподвижное тело в «заказник», волоча повязанного за руку, как куль с мукой.

Титов был без сознания: два девятимиллиметровых кусочка свинца, покрытых оболочкой, глубоко засели у него в животе, из огромного входного отверстия обильно струилась кровь; и на всякий случай раненого связав, мент сказал лепилам: «Что хотите делайте, только чтобы не сдох» — и побежал звонить своим. Вызвав оперативную группу и транспорт для холодных и чуть теплого, он поспешил назад и уже в коридоре услышал чью-то громкую, выразительную ругань.

Подтянувшись поближе, он распахнул дверь, и первое, что узрел, были бледные, перекошенные от изумления лица эскулапов. Следуя за их взглядом, он увидел то, от чего и сам остолбенел: на полу сидел умиравший пять минут назад задержанный и, громко матерясь, видимо от боли, энергично растирал связанными руками огромный нежно-розовый шрам на животе.

Глава пятая