Проходчики. Всем смертям назло...

В палату вошла женщина в белом халате, с трубкой фонендоскопа на шее. Виктор уставился на нее испуганными глазами, кивнул на колбу.

— Зачем это?

Женщина приветливо улыбнулась, подкрутила что-то у прищепки, капли крови участились.

— Вы потеряли немножко крови. Надо восполнить. Вас не знобит?

— Что с остальными? Там был Гайворонский, нас четверо…

— Все живы-здоровы. Бригадир ваш лежит в соседней палате. Думаем, что все обойдется, слух восстановится.

— Мои ноги?.. — больной попытался приподняться, мешала привязанная рука.

— Успокойтесь, — врач освободила руку. — В забытьи вы могли поранить иглой вену.

— Почему вену? Мне отдавило ноги.

— Не волнуйтесь. Это вредно. Все образуется, — врач осторожно стягивала с его ног покрывало.

— Что образуется? — он с издевкой, одними губами улыбнулся. «Ребенка нашли, я все знаю». — Резать будете? — в голосе прозвучала обреченность.

Врач молча осматривала ноги.

— Я вас спрашиваю! — Тропинин повысил голос.

В палату вошли двое мужчин в белых халатах и шапочках, один — с марлевой повязкой на лице.

«Вот и все. Отрежут».

Виктор отвернул от них голову. Не хотелось говорить, спрашивать, слушать. Рос протест против людей в белых халатах, будто по их вине он оказался здесь больным и неподвижным и они что хотят, то и делают с ним. Что им его ноги? Раз попал сюда, будут резать, колоть, бинтовать…

«Сейчас начнут уговаривать, успокаивать».

Жизнь входила в какую-то другую колею, зависящую от чужих людей.

— Это все? — врач без повязки кивнул на колбу.

— К сожалению… — ответила женщина и, помолчав, добавила: — Редкая группа.

— Вторая? — спросил тот же человек.

— Хуже. Третья.

— Угораздило же тебя, парень, родиться с такой группой крови!

— Нужен донор, — снимая повязку, вступил в разговор высокий, худой доктор.

Тон был властный, и Виктор решил, что он здесь начальник. Тем временем высокий бесцеремонно взял Витькину левую руку, начал щупать пульс. От этой грубости Тропинин осмелел. Взглянул врачу в глаза, тот посмотрел на часы: — Так что с донором?

— Звоним на шахту. В первой смене нет. Ждем вторую.

— Ноги когда мне резать будете? — потребовал ответа Тропинин.

— Ах, ноги… Посмотрим, посмотрим…

— Я спрашиваю, когда? — с надрывом повторил больной.

— Подыщем донора, сделаем рентгеновский снимок, тогда будем говорить конкретно. — Второй врач шагнул к двери.

…Клоков откашлялся, включил селектор и каменным от волнения голосом заговорил:

— Товарищи шахтеры и жители поселка! — К селектору была подключена поселковая радиосеть. — Молодой шахтер попал в беду. Он в больнице. Нужна кровь очень редкой группы — третьей с отрицательным резусом. Я прошу… — он вновь откашлялся и поправился: — Дирекция, профком, партком, руководство больницы обращаются за помощью. Кто обладает такой кровью, просим поделиться, — на миг замолчал, подыскивая нужные слова, и выдохнул: — По-братски… У административного корпуса шахты дежурит машина. Поторопитесь, товарищи! — Егор Петрович отложил микрофон и вытер разом вспотевший лоб.

…Плотников ни секунды не колебался. У него именно та кровь, которая нужна Тропинину. Он позвонил директору и, получив «добро», прошел к Клокову. Кабинет секретаря был до отказа забит людьми. Добровольных доноров собралось слишком много, и никто не мог вразумительно сказать о своей группе крови.

В манипуляционной они лежали рядом, бок к боку. Теплая кровь Ивана Емельяновича текла в Витькины вены. Кабинет заливал солнечный свет, на стене громко тикали часы, в больничном скверике выводил свою песню скворец. Цвела сирень, по небу белоснежными караванами плыли облака.

Боли в ногах Виктор не ощущал, они тупо ныли и не шевелились. Это пугало его. Коль не болят — значит, их уже нет. А врачи? Что врачи? Скрывают правду, конечно. Берегут его нервную систему.

Его начинало знобить. К пальцам ног медленно поползла горячая волна.

— Вся шахта пришла сдавать для тебя кровь, — сказал Плотников просто так, чтобы не молчать, отвлечь парня от этой не очень приятной процедуры.

«Весь поселок знает о случившемся и она…» — Главным было то, что знает «она», Лариса.

— Пальцы болят, — вскрикнул Виктор, мотнул головой и закусил губы, жжение становилось невыносимым.

Сквозь бинты сочилась кровь. Сестра поспешно отложила шприц, взяла жгуты. Резина больно врезалась в мышцы, горячая волна утихла, теперь она напирала выше жгутов, и Виктору показалось, что ноги его распухают и вот-вот лопнут.

— Потерпи, милый… — сестра вышла из кабинета.

И эта боль, и это «милый» схлестнулись во что-то единое, непонятно-обидное и безнадежно-обреченное. Перед глазами мелькнула Лариса, дымные терриконы; сдерживая боль и ползущий к горлу спазм, Тропинин напрягся как струна и прикрыл глаза.

Сестра вернулась с врачом, на ходу рассматривавшим рентгеновский снимок.

— Повезло тебе! — грубо сказал он Виктору. — Могло быть намного хуже… — Голос озабоченно потеплел. — Ампутируем только большой палец левой ноги. — И повернулся к сестре: — В операционную…