Проходимец (сборник)

– Да честное слово! Клянусь. Я вскакиваю, наспех поправляя задравшийся до пупа балахон. – Я люблю Америку. Я патриот, каких мало. Вот послушайте: «О, бьютифул, фор спейшес скайз, фор эмбер уэйвз ов грейн…»

Я человек многих талантов, но вот музыкальный слух в их число не входит. Когда-то в школьном хоре, куда меня взяли, наверное, по причине нехватки в нем мальчиков, перед ответственными выступлениями руководитель умоляла: «Воронин, не пой!», не подозревая, что тем наносила хрупкой детской психике рваные раны, которые, может быть, не зажили до сих пор.

Мой вокал становится последней каплей, и гигант бросается на меня, рыча как тигр. Я ныряю под кресло и ползком пытаюсь пробраться к выходу. Но путь к отступлению, разумеется, отрезан. Это все-таки армия Соединенных Штатов, а не конская сами знаете что. Тактические знания, навыки по развертыванию подразделений, физическая подготовка, приемы рукопашного боя – все эти смертоносные умения сейчас будут применены против меня. О ужас! В отчаянии я вскакиваю, хватаю со стойки ножницы, лежащие там, видимо, в конспиративных целях, на случай полицейского рейда, и принимаю фехтовальную стойку, отведя левую руку назад. Балахон свисает, как мушкетерский плащ.

– Ребята, давайте скорее мириться, не вынуждайте меня применять оружие, – говорю я с чувством.

Я собираюсь добавить, что готов принести извинения наидоблестнейшим и наихрабрейшим сынам Америки, как вдруг меня сметает неимоверная волна, несет, как щепку и впечатывает в стену. Дальнейшие события мне описывать в деталях сложно, поскольку со своей точки наблюдения я вижу в основном ноги, которые норовят пнуть меня в наиболее уязвимые места моей анатомии, и очень успешно. У меня мелькает мысль о том, как я буду смотреться в гробу. Я прижимаю локти к лицу.