Проходимец (сборник)

Достигнув берега, Морданов, как мог, побежал на негнущихся, словно ходули, ногах к своим «Жигулям», стоявшим на обочине шоссе.

«Теперь не пропаду», – бормотал Морданов себе под нос, открывая багажник, в котором лежала запасная пара штанов и кальсон. – «Перво-наперво – переодеться в сухое». Сунув рукавицы в карманы куртки, Морданов скрюченными пальцами кое-как расстегнул заледеневшие ремни на унтах, содрал их с ног, стащил превратившиеся в сплошной черный айсберг ватные штаны вместе с кальсонами и трусами и бросил всё в багажник.

Мимо Морданова пронеслась, громко сигналя, «Тойота форраннер». Морданов оглянулся и увидел, что пассажиры показывают на него пальцами и смеются. За «Тойотой» показалось ещё несколько машин.

«Вот ведь, чёрт, то не было никого, а тут – целый караван. Откуда они только взялись?» – подумал Морданов, отступая на обочину и прячась за свою видавшую разнообразные виды «шестерку». На узкой обледенелой обочине нашлось место только для половины ступни, а босые пятки стали неумолимо соскальзывать с насыпи в кювет. Пытаясь удержаться, Морданов обеими руками вцепился в машину. Багажник захлопнулся, но Морданов устоял на ногах.

«Быстрее, быстрее! – подгонял Морданов проезжающие автомобили. – Шевелитесь, сволочи! А то наступят в моей семейной жизни необратимые перемены. Или уже наступили?» Морданов сунул руку между ног, собрал в пригоршню сморщенный лоскут плоти и сильно сжал. Тусклая молния боли пробежала по телу от паха к горлу.

«Ну, значит, не все ещё потеряно! – обрадовался Морданов. – Надо будет опробовать по возвращении. Держись, Лариска!»

Когда череда машин проехала, он покинул укрытие и бросился к багажнику. Ключа в замке не было. «Наверно, сунул в карман по привычке», – успокаивал себя Морданов, обшаривая куртку правой рукой, а левой продолжая мять и мацать собственные яйца. Когда карманы кончились, Морданов сменил руки и обыскал все заново. Потом ещё раз – машинально – уже зная, что ключей он не найдет.

«Этого не может быть! – прошептал Морданов, потея от ужаса, несмотря на мороз. – Этого просто не может быть! Потому что нельзя! Нельзя, блин, быть таким дятлом!»

Ключи – Морданову это было теперь совершенно ясно – были в кармане обледеневших штанов, а штаны лежали в закрытом багажнике. Салон машины с ненужным на рыбалке мобильником тоже был заперт.

Морданов завыл и несколько раз стукнул кулаком по крышке багажника. Ему захотелось удариться и головой, чтобы потерять сознание, упасть на землю и замерзнуть, лишь бы закончился этот дикий спектакль с ним самим в главной роли – без всяких штанов, босым, на лютом морозе.

Он вдруг представил себе свой некролог в городской газете: «Коллектив областной больницы с прискорбием извещает о безвременной кончине врача отделения нейрохирургии Морданова Константина Валентиновича…»

«Ага, с прискорбием. Жди! Меня ж в наш больничный морг и привезут. Когда рожа моя оттает, узнают коллегу. Сбегутся смотреть – все, включая санитарок, девчонок-практиканток из медучилища и Евгению Соломоновну Ландесман. Будут разглядывать мой всеми стихиями помороженный писюн, потешаться, жалеть Ларису и удивляться, как самая красивая медсестра больницы пять лет терпела такое недоразумение. А Ландесман тут же двинет к Епифанцеву удочку насчет Москвы закидывать, крыса. А вот хрен тебе! – обозлился Морданов и закричал: – Хрен вам всем, гады!!!»

Крик отразился от поросших ельником холмов и дважды вернулся к нему, придав сил. «Нет, блин! Рановато мне еще помирать. У меня в понедельник ответственная операция. А в недалеком будущем – Москва, диссертация, симпозиумы в Париже и Мельбурне, ученики и до черта благодарных пациентов. Мир нуждается в Константине Морданове, замечательном, талантливейшем хирурге».