Проходная пешка

— Я вижу тебя насквозь, Белла. Ты помогаешь ему, потому что любишь его. Но сегодня я увезу отсюда досье. Они уйдут в сейф банка. А досье на Парк-стрит надо держать под рукой — они скоро понадобятся Рейксу.

«Увези их, — подумала она. — Увези, закрой дверь убийству. Даже Рейкс с Бернерсом не смогут взять банк, хотя, кто знает, Рейкс и тут что-нибудь придумает… какое-нибудь подложное письмо от Сарлинга».

Но до этого было так далеко, что мысль о письме мгновенно улетучилась.

Сарлинг встал:

— Вы рассказали ему, как работают замки здесь и на Парк-стрит?

— Я не могла, даже если бы хотела! Я ведь этого не знаю!

Она пыталась выдать обман за негодование. Смотрела, как старик расхаживает по кабинету, разглядывала его спину в мятом бархатном пиджаке.

Сарлинг встал вполоборота к ней, оскалился, показал неровные зубы.

— Вы же умная девушка. Стоило только понаблюдать за мной, пересказать ему мои действия, и он бы все понял. Так оно и было, верно?

— Ничего я не знаю.

— Неправда. Вы знаете о нем все. Он уже владеет вами, а вы рады принадлежать ему, рады отдать ему свою любовь, хотя Рейксу на нее наплевать. Вы сделали глупость, Белла. Позволили себе влюбиться в человека, который при случае убьет вас так же легко, как убил бы меня. Но, — продолжил он с почти отцовской теплотой, — я обязан вас защитить. На следующей неделе вы уедете в Америку. В наш нью-йоркский отдел. На полгода. Хорошо, правда? Ведь вам понравился Нью-Йорк, когда мы ездили в Штаты.

— Мне безразлично, куда вы меня пошлете. Это ваше право. Но мне больно, когда вы думаете, что я… словом, что я могу участвовать в таком деле.

— В каком, Белла?

— В таком… ну… помогать кому-нибудь убить вас. Боже, почему вы так обо мне думаете?

Он отвернулся, подошел к дубовой двери в бункер и спокойно сказал:

— Вы точно такая и есть — женщина, жаждущая отдать свою любовь первому встречному, лишь бы он предложил хотя бы надежду на освобождение. Вы должны благодарить меня, Белла. Ведь он вам взамен не даст ничего. Кроме, может быть, смерти. О да, я уверен, он уже решил убить вас, как только избавится от меня. Ему придется так поступить. Такой уж он человек. Рейкс не смирится ни с чем, мешающим его полному покою в жизни, какую он хочет устроить себе в Девоне. Разве вы не задумывались над этим, Белла?

Она встала:

— Нет, не задумывалась.

Сарлинг открыл дубовую дверь и произнес:

— Позвоните вниз, вызовите машину. Вы поведете ее сами. И дайте знать Бейнсу на Парк-стрит, что мы возвращаемся. Скажите, приедем поздно. Пусть ложится спать. Ждать нас не стоит.

Белла обошла письменный стол и остановилась у тумбочки с телефоном. Она не сводила глаз с Сарлинга. Он поднял правую руку, сдвинул латунную пластинку на замке бункера. Прижал большой палец левой руки к хромированной пластинке. Перед тем, как толкнуть ее внутрь двери, к фотоэлементу, глазку, готовому в любую минуту дать сигнал: «Посторонний в доме», — Сарлинг повернулся и, улыбаясь, помахал левой рукой.

— Когда увидите его, передайте, я больше не ходячий ключ, который можно украсть. Теперь ему придется взламывать сейф в банке. И понаблюдайте за его лицом. На нем не отразятся его мысли, но я знаю, о чем он будет думать: «Как это сделать? Как?» Вот он какой, этот Рейкс. Такой мне и нужен.

Сарлинг повернулся и сдвинул внутреннюю пластинку. Через несколько секунд дверь бункера ушла в стену, тяжело, по-стариковски вздохнув.

Белла смотрела, как он входит в бункер. Ей бы только дойти до окна, раздвинуть шторы, один миг постоять спиной к окну, а потом позвонить и вызвать машину.

«Не могу, — подумала она. — Нет, не сейчас, когда Сарлинг так близок к истине, так осторожен. Не надо, Белла, не надо. Рейкс поймет, согласится, что риск был слишком велик. В другой раз, в другом месте или, возможно (в душе она хотела именно этого), нигде и никогда».

Нет. Нельзя отступать, отходить от задуманного. Два коротких шага к окну. Это все, чего от нее хотели. Нет, не могу… Белла вдруг поняла, что никогда и не думала становиться соучастницей убийства. Нет, нет, нет и нет! И все же шла к окну, превозмогая себя.

Слежка за домом занимала их полностью. Они стояли, уверенные, как всегда, в справедливости собственных намерений, застыли, будто пронзенные воткнутыми в землю железными стержнями. Было тихо. Только сзади, из кустов, доносилась беспокойная возня устраивающихся на ночлег скворцов и фазанов. Где-то высоко пролетел самолёт. Он гудел на низкой ноте, с облегчением, потому что заканчивал путь. Чувство времени подсказало Рейксу, что уже девять вечера. И тут же по парку, по полям, в напоенном влагой воздухе гулко прокатился бой церковных часов.