– В конечном счете, всегда побеждает мастерство, – пожала плечами Ксантия. – Любого врага можно одолеть, нужно только быть умнее и ловчее.
Архитектор попытался отогнать назойливую картину: ледяные голубые глаза наблюдают, как головорез корчится в пыли. Ни жалости, ни злости. Он поежился и шепотом спросил Глафиру, которая немного отстала, чтобы вытряхнуть камешек из сандалии:
– Ты ее не боишься?
– Нет, – просто ответила девушка, сразу сообразив, что он имеет в виду. – Потому что я ничего против нее не замышляю.
– Я тоже.
– Неужели? – она впилась в него испытующим взглядом. – Хочешь сказать, ты уже выбросил приворотное зелье?
Мегакл разинул рот и покраснел. Синий флакончик Тирии покоился в складках хитона, ожидая своего часа. Использовать его нечестно и даже подло, но соблазн слишком велик. Мужчина уже убедил себя, что Ксантии любовь к нему пойдет во благо, если снадобье сработает. Он мягкосердечный, трудолюбивый, и никогда ее не обидит – о таком супруге можно только мечтать.
– Раз уж я заметила, что ты его сохранил, то она и подавно. Так что, не играй с огнем, и не будет причин бояться, – изрекла Глафира.
– Чего вы там застряли? – сердито окликнула их Ксантия. – Галия устала, да и я тоже. Мегакл, сколько же «нор» в этом чудном местечке?
– Крысиные и Кротовые, – с готовностью ответил архитектор, нагоняя ее. – В существовании последних я вообще сомневался. Считал чем-то вроде мрачной городской легенды: темный подвал, куда стаскивают вещи, снятые с трупов, ворованные ценности, и где скрываются наемные убийцы. Стражники никогда туда не заглядывают. Кстати, я знаю лысого из капелеи: отпетый негодяй, вечерами обыгрывает в кости простофиль – тем и живет. Вполне возможно, что кто-то подошел к нему и спросил, нельзя ли устроить так, чтоб трое любопытных перестали копаться в истории с амфорой.
– И нас чуть не убили, – подытожила Глафира.
– Интересно, кого мы испугали? – задумалась Ксантия. – Кажется, действовали вполне аккуратно: письмо жрецу составлено разумно, к Тирии заглянули под благовидным предлогом, Дианта сама все разболтала.
– Может, Ирида меня заметила? – предположила Глафира.
– Или Главк покаялся своему дружку Загрею, что приходил к нам.
– Мне страшно, – всхлипнула Галия. – Они зарезали мальчика и с нами расправятся.
– Скоро все закончится, – пообещала Ксантия и вопреки обыкновению обняла женщину. – Вечером мы нанесем визит в капелею и выясним, кто стоит за убийствами.
Глава 23. Весы добра и зла
Когда подруги, измученные бессонной ночью, ушли отдыхать, Мегакл отправился в сад, к уединенному пруду. Он уселся на берегу, немного посмотрел на водную гладь, потом достал из-за пазухи синий флакон и швырнул его как можно дальше. Всплеск растревожил лягушек, залившихся рассерженным кваканьем, и пчел, летавших над лотосами.
– Разумное решение, – одобрил низкий бархатный голос.
Все живые звуки тут же стихли, как хор по команде корифея43. Мегакл почувствовал, что по спине пробегают мурашки озноба, и резко обернулся. Перед ним стоял незнакомый черноволосый мужчина, небрежно поглаживая рукоять тяжелого меча.
Вот, что исходило от Ксантии, когда она расправлялась с убийцами – холод. Но она была осколком льда, а этот тип – снежной вершиной.
– Кто ты? – спросил Мегакл хрипло, словно не разговаривал последние сто лет.
– Не скромничай, ты уже догадался.
– Что ты здесь делаешь?
– Наблюдаю падение идола добродетели. Жалкое зрелище.
– Я им не воспользовался! – замахал руками архитектор и встряхнул хитон, дабы показать, что в его складках нет флакона с приворотным зельем.
– О, да, – протянул собеседник, точно в глубокой задумчивости. – Ты этого не сделал. Но тебя остановило не благородство и не порядочность – ты увидел, какая
– Я ничего…
Владыка мечей властным жестом заставил его умолкнуть и продолжил рассуждать вслух:
– Не ты первый, не ты последний. С ней всегда так: люди придумывают, какой могла бы быть, а потом пытаются слепить что-то близкое к идеалу, используя ее доброту и дружеские чувства. В конце концов, когда им открывается другая сторона ее личности, они разбегаются в ужасе. Ставлю свой меч против твоей бесполезной башки: ты уже успел вообразить, как отогреваешь ее любовью, и она становится обычной женщиной.
Мегакл промычал что-то невразумительное, пытаясь ускользнуть от замораживающего взгляда. Он чувствовал себя бабочкой, насаженной на иглу.
– Только я могу оценить ее по достоинству.