Проклятая амфора

– И когда собираешься? Я не могу задерживать лодку вечно, помимо вас с папашей есть и другие люди, ждущие отплытия.

Глафира нашла в рассохшейся деревянной двери щель и разглядела молодого человека лет двадцати пяти: кудрявого, с тонкими лягушачьими губами и длинноватым носом.

– Страшно, – прохныкала Ирида, прижимаясь к нему. – Все-таки он мой отец…

– Ты меня любишь?

– Больше жизни! – пылко воскликнула собеседница.

Глафиру передернуло от ее полубезумного тона. Наблюдать, как взрослая и вполне разумная женщина внезапно теряет голову, унижаясь перед юношей с гадкой ухмылочкой, было почти невыносимо.

– Тогда завтра же отправляйся к святилищу с запиской! – потребовал он.

– А вдруг проклятье не подействует?

– Подействует! Моя бабка убралась на тот свет через день. И потом, другого выхода нет: твой старик ни за что не позволит тебе выйти за меня замуж, а если и уступит, то выставит тебя за порог без денег. Мы ведь не хотим, чтобы все его состояние и дом отошли Загрею, верно?

Ирида робко кивнула.

– Вот и умница, – подытожил ее избранник.

– Александр… – тихо позвала женщина. – Ты в самом деле меня любишь?

Услышать лживое признание Глафире не довелось: она увидела, что к ней направляется толстая привратница, злобно сдвинув брови и уперев руки в бока. Взгляд заметался в поисках спасения, и девушка обрела его в соседней комнате, приоткрыв створку и ужом ввинтившись внутрь. Грозная туша проплыла мимо и заорала, обращаясь к Ириде и Александру:

– Эй, вы! Время вышло! Платите или выметайтесь! Сюда не болтать ходят!

– Еще немного, прошу тебя, добрая Хари, мы не договорили, – тон юноши стал заискивающим.

– Топайте в коридор и чешите языками, сколько душе угодно, – смилостивилась «добрая» Хари. – А комнату бесплатно занимать не позволю!

Парочка поступила, как велено: теперь они застряли напротив помещения, где укрылась Глафира, и продолжили беседу, однако подслушивать ее не имело смысла. Речь пошла о чувствах, планах на будущее, именах детей, которые когда-нибудь родятся, и прочей ерунде.

– Да чтоб вас! – шепотом выругалась ученица лекаря и отвернулась от двери, заблокированной снаружи спиной Александра.

Внутреннее убранство ее временного убежища являло собой убогое зрелище: стены едва достигали четырех-пяти локтей в высоту, в крохотное окошко не пролезла бы даже тонкая девичья рука, неуклюжий выступ в перегородке играл роль стола, и на нем тосковала помятая и закопченная лампа, «кровать» сложили из больших глиняных блоков и устелили серым покрывалом. Зато во всю ширину потолка тянулась эротическая роспись, призванная отразить многообразие форм любви. Глафира попыталась разглядеть отдельные фигуры, наклоняя голову то вправо, то влево, и пришла к выводу, что это скорее напоминает массовую драку, чем беспутную оргию.

– Приветствую, – вернул ее к действительности приятный, но усталый голос.

Она вздрогнула и только теперь заметила хозяина каморки: тощего юношу с большими печальными глазами и миловидным лицом. Он сидел на плетеной циновке, подобрав под себя ноги и принужденно улыбался.

– Извини, что вот так ворвалась… – начала Глафира, но молодой человек остановил ее мягким жестом и огласил весь список оказываемых услуг. Несмотря на соблазнительные нотки, звучало предложение монотонно и пресно.

«Беднягу хочется обнять и утешить, – подумала девушка. – Кому придет в голову воспользоваться его телом? Он похож на измученную, бьющуюся в паутине муху. Вообще это проклятое заведение заставляет думать о нищете, страдании и отчаянии. Заниматься здесь любовью – все равно, что обедать на помойке и швырять объедками в голодающих».

Но посетителей много и что-то же их привлекает! Тут Глафира поняла, что на свете немало людей, которых возбуждает именно беспомощность, безропотность и чужие потухшие глаза. И сейчас она среди них, в самом логове падальщиков. Ей снова захотелось убежать, но парочка за дверью продолжала ворковать, позабыв о времени.

Юноша привычным жестом сбросил короткий хитон. Глафира вздохнула, окинув взглядом лекаря выпирающие ребра, кровоподтеки на бедрах – явно следы побоев – и острые ключицы.

– Не нужно раздеваться, – сказала она и вкратце изложила ситуацию.

– Тогда проваливай, – равнодушно ответил юноша, подбирая с пола одежду. – Я и так сегодня мало заработал.

– Я заплачу, – поспешила успокоить его Глафира. – Как будто… ну… как будто ты что-то для меня сделал.

– Тогда ладно.

Минуты тянулись медленно, а из-за створки доносились звуки поцелуев и бесконечные вопросы Ириды: «Ты меня любишь? Правда? Скажи еще раз, ну скажи-и-и. А когда мы поженимся? А где поселимся: в Аполлонополе или в Коптосе? А мне идет зеленый? А ты покатаешь меня на лодке?». Жалость к женщине сменилась раздражением. Через два часа Глафира уже прониклась сочувствием к Александру, вынужденному из-за собственной жадности терпеть эту безмозглую курицу.