Проклятая Дорога (расширенная версия)

— Надо думать, — откликнулся Джерри. — Упряжка знатная. — И он вдруг выпалил: — А что ты делаешь, Черт? В смысле, вообще, когда не сидишь за рулем?

— Я всегда за рулем, — ответил Тэннер, — так или иначе. Я водила, и этим все сказано.

— А, значит, когда доберешься до Бостона, ты потом опять куда-нибудь поедешь?

Тэннер откашлялся и сплюнул под дерево.

— Не знаю. Наверное. Или найду такую работу, чтоб возиться с машинами и байками.

— А знаешь, кем я хочу быть?

— Нет. Поделись.

— Пилотом. Я хочу летать!

Тэннер покачал головой:

— Не выйдет. Ты хоть раз наблюдал за птицами? Даже они летают не больно-то высоко. Боязно им. А заберись туда на самолете — и ветры мигом тебя прикончат.

— Я мог бы летать низко-низко…

— Земля — слишком неровная, а ветры то и дело меняют высоту. Блин, есть холмы, куда я и на тачке не поеду — унесет. Знаешь, как их распознать? По смерчикам из всякой дряни, какую тащат ветры. И еще если там сплошь голый камень.

— А я бы осторожно…

— Угу, только ветры меняются: то ныряют, то взлетают. И угадать, где или когда они объявятся, никак невозможно.

— Но я хочу летать.

Тэннер посмотрел на мальчика и улыбнулся:

— Найдется чертовски много такого, о чем мечтают люди, но по той или иной причине выясняется, что этого они сделать не могут. Среди прочего — летать. Тебе придется отыскать для себя что-нибудь другое.

Джерри вдруг выпятил нижнюю губу и принялся пинать камни на дороге.

— У всякого человека в юности есть собственное представление о том, что бы ему хотелось делать, — продолжал Тэннер. — Но, похоже, из этого никогда ничего не выходит. Либо оказывается, что это вообще невозможно, либо никак не выпадет случая попробовать.

— А тебе чего-нибудь хотелось, кроме как водить?

Черт остановился и, встав спиной к ветру, стал чиркать спрятанной в ладонях зажигалкой. Наконец сигарета затлела, и он дважды затянулся, сосредоточенно вглядываясь в клубы дыма.

— Я хотел быть хранителем Машины, — наконец сказал Черт.

— Какой машины?

— Той самой. Большой Машины. Трудно объяснить…

Тэннер на миг прикрыл глаза, потом снова открыл — и начал рассказывать:

— Давно, еще в школе, у меня был учитель, и он сказал нам: мир — это большая машина, где каждый пустяк влияет на все остальное, и любое событие становится результатом этих действий и взаимодействий. Тогда я стал думать и нарисовал себе эту заразу, Большую Машину, — всякие передачи, поршни, цепные трансмиссии, рычаги на любой вкус, и кулачки, и стволы, и ручки, и оси. В общем, мне взбрело в голову, что она — эта машина — и впрямь где-то есть и что от того, гладко она фурычит или нет, на самом деле зависит, хорошая у людей жизнь или плохая. И тогда я решил, что работает Машина — не ахти и кто-то должен ее толком осмотреть и отладить, а потом, починив, приглядывать за ней. Я грезил Машиной наяву — и днем в классе, и каждую ночь перед сном. Я думал: «Когда-нибудь я отправлюсь искать ее и непременно найду. Тогда я стану хранителем Машины — тем, кто вовремя маслица капнет, гайку подкрутит, сношенную деталь заменит, лоск наведет, подрегулирует. И жизнь тогда пойдет — малина: погода чудная, у всех еды — от пуза, ни драк, ни ругани, ни больных, ни пьяниц, и воровать никому не придется, потому как у всех все будет». Вот как я, бывало, мечтал. Жутко хотелось на эту работу. Так и видел себя в мастерской или в огромной старой пещере — вот он я, рву пупок, лишь бы эта штука пахала без сучка без задоринки и всем было бы счастье. А еще я воображал, как стану с ее помощью развлекаться. К примеру, вздумалось мне отдохнуть. Я выключаю Машину и закрываю лавочку. И все останавливается. Прикинь? Кроме меня! Вроде как на фотографии. Все, кто бы что ни делал, застыли, как статуи: и кто за рулем, и кто за столом, и кто вкалывал, и кто любовью занимался. Раз-два — и замерли: гуляй себе, Черт, по городу — никому невдомек, что ты здесь. Глазей, кто что намылился делать. Хочешь — хватай куски из чужих тарелок, хочешь — тащи шмотье и прочее добро из магазинов, или девчонок ихних целуй, или книжки ихние читай… сколько влезет, спешить-то некуда! А надоест, я вернусь и включу Машину, — тогда все опять пойдет своим чередом, комар носа не подточит… Даже если бы кто и хватился, шуметь — без мазы: агрегат-то у меня пашет по высшему разряду, и все радехоньки. Короче, вот кем я хотел бы стать: хранителем Большой Машины. Да только я ее не нашел.

— А искал? — потребовал ответа Джерри.

— Нет.

— Почему?

— Все равно не нашел бы.

— Откуда ты знаешь?

— Да ведь ее нет. Не существует такой Машины. Это было просто сравнение. Учитель хотел сказать, что жизнь похожа на большую машину, и все. А я понял его шиворот-навыворот и много лет только и думал, что об этой хреновине.

— Но с чего ты взял, что никакой Машины нет?

— Потом, когда я пришел узнать, где такая Машина, учитель объяснил мне, что он имел в виду. Ох, малый, каким же тупарем я себя почувствовал!

— Может, он ошибался?

— Брось, старые учителя такие фишки секут круто.

— А если он наврал?