Проклятая невеста и тайны города у болот

— Дядя твой, Ловкач окаянный, глаз на кого положил? Под вечер заявился, чтоб погадала на любовь. А я и без карт могу сказать, что нужен он в этой жизни дочкам своим, вот пусть за них и держится. Недаром говорят: седина в бороду — бес в ребро. Жил — не тужил, по молодухам бегал, а тут на высокие чувства потянуло. Не раздави улитку! Ох ты ж горе луковое, все из рук валится. Так с кем там Ловкач шашни крутит?

Этого А Ли не знал, хотя и предполагал, что дядюшке запала в душу одна из селянок с равнин. Не втюрился же он в роскошную госпожу Руденс, которая словно с экрана спустилась к простым смертным? Она на такого, как Ловкач, и не посмотрит.

— Дурной ты еще. — Бабка слушала с хитроватым прищуром. — У дядьки твоего голова на плечах есть, а большего мужику его возраста и не надо. Подумаешь, кривой, хромой и с оравой дочурок. Любая б за него пошла, потому что за ним как за каменной стеной, да не любая делить его с детьми согласится. А красоту время у всех отберет.

— Не у всех, — буркнул А Ли, перед мысленным взором которого возникла несравненная Лиса Стау.

Умом он осознавал, что Мелиса старше по меньшей мере лет на пять, довольно груба и цинична, но в его воображении она была вечно юной прелестницей, будто окруженной слабым сиянием.

— Ну и во что ты вляпался, внучок? Никак правду Ловкач талдычил? И тебя шесская сила тянет?

— Прадед-линг меня тянет, — проворчал А Ли. — Сами знаете, как оно… Хуже, чем магия.

— Тьфу на тебя, бестолочь! — Бабка облегченно вздохнула. — Так ты дядьке про полукровку все уши прожужжал? А я, старая, невесть что надумала. Погоди-ка, разве линг бывают рыжими? Что-то ты темнишь, дуралей. Подай-ка белых ракушек и живо выкладывай все!

А что выкладывать? Да ничего! Вот подлюга Ловкач, все переврал! Надо бы и его позорную тайну открыть, но бабуля старенькая, такой новости не переживет. Она из того поколения, которое скармливало сборщиков податей крячам и жило, припеваючи.

— Про то, как Ловкач поиздевался над тобой, можешь не говорить, — милостиво разрешила бабка. — Великий зачтет ему это на небесах. Ишь чего удумал! Родную кровь посмешищем сделал! Выпороть бы его, как когда-то, авось уважения и прибавилось бы. Хотя что взять с разбойника? Думает, раз он людей грабит, бумажками прикрываясь, то лучше, чем ворье обычное? Шиш ему! — Она напрочь позабыла, что только что расхваливала Ловкача. — А ты чего расклеился? Подумаешь, глупостей наделал. Ты их с рождения делаешь, и ничего, как-то живешь.

«Не похоже на утешение», — А Ли склонился над ящичками с мелочевкой, пряча виноватые глаза.

Бабушка права: о его невезении уже байки складывают. Сколько он себя помнил, постоянно что-то шло наперекосяк. Не сразу, нет! Поначалу шутница-судьба всегда улыбалась и манила вперед, а потом вдруг наступал переломный момент и, как говорится, удача показывала хвост.

— Только не ври мне! — Бабка подбоченилась и нахмурила седые брови — Точно кровь линг тебя зацепила? А то дядька клянется, что ты полукровкой пару минут повосхищался, зато о рыжей невесте до вечера болтал, не затыкаясь.

— Что?! — Наглая ложь Ловкача ни в какие ворота не лезла. — Это он так сказал?! Я болтал? Ну, допустим, болтал. — А Ли слегка сбавил тон. — Все о ней спрашивали! Мне что, рот зашить себе надо было?

— Голову на плечах иметь надо! Обычно из тебя пары слов не вытянешь, особенно о девушках, особенно о незнакомых, особенно о важных, а тут понес по Холмах сплетни как баба Мо Тя с Холмгорья. Дядька твой мигом смекнул, что дело нечисто, и я вижу, какой-то ты не такой. Картишки бы бросить, да мы оба в них не верим. Может, зельица какого глотнешь? Вреда не будет.

— Не городите чушь, бабуль! Никто меня не околдовал! Разве что линг чуток, но это уже прошло. А та рыжая… Ой, не смешите! Она ж и на человека не похожа. Вылитая шесс! Бледная, как те мелкие горные цветы, что растут у старого храма, а глазищи желтоватые, как у лесной кошки. Носик мелкий, подбородок острый, скулы точно шесские! Худая, что ваша клюка, пальцы тоненькие… Ни на что в доме не годная!

Бабка ахнула, уронила пустой аквариум, и он раскололся на две неровные части.

— То есть ты уже и домой ее готов привести? Ох, балда… Зря тебя в детстве дичью колдовской кормили. Предки твои, да будет счастлив их путь в обители Великого, на кряч и грызней охотились, чтоб волшбы вкусить и волшбу доходную притянуть, а ты вон сам притянулся к проклятью окаянному как дурная кряча.

— Еще с шушаркой слепой меня сравните! — вспылил А Ли и выскочил за порог. — Совсем ум за разум заехал что у вас, что у дядьки! Да мне плевать, что там с проклятой! Она — не моя забота! Князя только жалко… Он вроде неплохой человек, а пропадет зря.

— Вот-вот! В умных книгах так и пишут: отрицание — первый признак болезни, — донеслись вслед преисполненные беспокойства слова бабули. — А, может, она тебе хоть немножечко нравится? Признание — важный шаг на пути к исцелению.

А Ли действительно хотел признаться в нескольких вещах.