Проклятая невеста

— Щ-щенок наглый…

— Наглый, — ровно согласился Надир. — Трусливый, развратный и никчемный. Не смею оскорблять ваш взор своими пороками, посему почтительно молю о дозволении вернуться в Харузу. А также не смею утруждать вас, дядюшка, заботами о моей сестре. Если благие боги сжалятся над Наргис и пошлют ее судьбу ей навстречу, счастливее меня не будет человека во всем шахстве. Но если нет, пусть она живет, как ей угодно, среди столичных красот и удовольствий, а не под вашей… заботливой опекой.

«Потому что я знаю свою сестру, — подумал он, глядя в лицо дядюшки, с которого исчез тревожный багрянец, но крылья носа гневно раздувались, а губы приобрели нехороший голубоватый оттенок. — Вы усадите ее за вышивание и ткацкий станок, заберете у нее книги, да еще, пожалуй, постараетесь выдать замуж за первого, кого не испугает ее слава. И моя сестричка Наргис увянет от таких забот, как цветок под слишком жарким солнцем».

— Так что вы решили, дядюшка? — мягко спросил Надир и встал из-за стола, показывая, что собирается уходить. — Отпустите меня из Иллая или писать пресветлому государю с мольбой заступиться?

Он ждал чего угодно: брани, новой вспышки гнева, угроз, но дядя вдруг бессильно махнул рукой и выдохнул, растирая пальцами седые виски:

— Дурак… Ну, скажи ему хоть ты, Хазрет… Нельзя тебе в столицу, слышишь? И Наргис там делать нечего! Пока все не разъяснится… Не упирайся, слышишь? Не будь ослом! Вот кончится этот проклятый год — и езжай, куда хочешь, слова не скажу. Богами клянусь, Надир, мальчик мой, так и будет! Посиди в Гюльнарид один год…

— Год? — переспросил Надир. — Почему именно год? Что разъяснится, дядя? Почему ты так за меня боишься сейчас, а через год бояться не будешь?

Но дядя, словно решив, что и так сказал лишнее, скрестил руки на груди и бросил:

— Иди к себе и собирайся. Завтра в дороге поговорим. А пресветлым государем угрожать мне больше не смей. Иначе поглядим, что перевесит в его глазах, твое слово или тридцать лет моей службы. Дур-рак… Сначала мужчиной стань, похорони хоть одного врага, а потом уж язык распускай.

— Благодарю за мудрый совет, дядюшка, — поклонился Надир.

Подошел к двери, но не утерпел, обернулся. Поймал взгляд сердитых глаз, помутневших то ли от боли, то ли от гнева, и тихо сказал:

— Только вы с ним слегка опоздали. Не знаю, стану ли я когда-нибудь мужчиной в ваших глазах, но счет мертвых врагов уже давно мною открыт. Еще при отце. Не все убивают саблей и стрелами, да и мужчиной становятся по-разному. Доброго вечера, дядя, увидимся завтра.

Он вышел, прикрыв за собой дверь, прошел почти весь коридор и обернулся, только услышав за спиной торопливые шаги.

— Что вам, Хазрет? — спросил устало, надеясь, что джандар послан не для того, чтобы вернуть его пред светлые очи наиба.

Хватит уже разговоров для одного вечера.

— Не обижайтесь на дядю, светлейший, — примирительно сказал ир-Нами, останавливаясь перед Надиром. — Он желает вам добра. И не верьте каждому, кто кажется вам другом.

— Благодарю за мудрый совет и вас, почтенный Хазрет, — усмехнулся Надир. — А у этого каждого есть имя? Или мне примерять ваш совет к любому, кого встречу на пути, и не доверять никому?

— Это уж вам решать, светлейший, — хмуро отозвался джандар. — Но вот что я скажу, осторожней с этим… целителем.

Ир-Нами замялся, а у Надира по спине будто полилась холодная вода, обжигая кожу и заставляя вздрогнуть.

— Почему — осторожнее? — спросил он, невольно отступая на шаг назад и ловя взгляд ир-Нами. — Ну же, Хазрет, говорите!

— Да потому что всем известно, каким ключом ваше сердце открывается, — выдавил джандар, оказавшись вдруг на диво учтивым. — А ему только и надо было к вам да господину наибу подобраться. Вот он вам и улыбался да ресницами хлопал. Нет, я ничего не скажу, целитель этот нам очень помог! Да и вас он спас, что ни говори. Только нужны ему все равно не вы, а милость благодатнейшего предстоятеля ир-Шамси. Его это человек, понимаете? И к отряду нашему не просто так прибился, а по хозяйскому поручению. Вот я вас и прошу, светлейший, не слишком ему верьте.

— Вы… точно это знаете, Хазрет? — негромко спросил Надир, с удивлением чувствуя, как внутри что-то рвется по-живому. — Что он человек верховного предстоятеля?

— Светом клянусь, — кивнул джандар. — Он сам сказал и дал надежное доказательство. А что еще он сказал, того раскрыть не могу, я вашему дяде поклялся. Только… поверьте, светлейший, в Харузу вам сейчас никак не нужно. И сестрице вашей лучше оттуда уехать. Не сердитесь на господина наиба, слышите!

И торопливо, будто спасаясь бегством, проскочил мимо Надира, юркнув куда-то в вечерние тени, густо залившие коридор. Надир же так и остался стоять, привалившись к стене и едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Не хватало еще, чтобы смех перешел во что-то иное. Он ведь не герой древней поэмы, чтобы рыдать над потерянной любовью! Какая любовь, что за глупости? Так, мимолетное желание! Глаза истосковались по чему-то красивому, а душе показалось, что встретился человек, с которым можно поговорить, поняв друг друга…