Проклятая невеста

— Ты еще не видел сабли Малхата. За них не золотом, алмазами платить нужно. Причем по весу. И не мелкими. Так что это — задаток. И будь очень почтителен с Малхатом — оно того стоит.

— Когда вернешься?

— Вечером. Придешь — отдохни. Выспись, поешь. Вон, на кухне еще съестного куча. А ночью посмотрим, чего ты в деле стоишь.

С крючка у двери целитель снял головную повязку, накинул и затянул узел на затылке, поправив скользкий шелк. Сунул ноги в сандалии — пряжки застегнулись сами. Уже на пороге обернулся, глянул на Халида насмешливо и почему-то грустно.

— Все не так уж плохо, Зеринге. Даже если сейчас ты так не думаешь.

Дверь бесшумно закрылась. Халид глубоко вздохнул — напряжение медленно отпускало, сменившись усталостью и тупым стыдом. Глупо сорвался. Не вовремя. Хотя, может, и к лучшему. Если теперь чужестранец поверит, что его собственность смирилась, — это хорошо. Пусть поверит. Не может быть, чтоб чары нельзя было снять. Надо лишь найти другого колдуна или жреца — пусть расскажут про эти проклятые Узы. А пока придется терпеть. Если этот болван думает, что может купить его, усадив за один стол с собой и дав денег на оружейника, пусть думает. Преисподняя полна хозяев, которые надеялись на верность рабов.

* * *

Как и обещал, чужестранец вернулся вечером, когда в окна уже глядел закат. Вошел, весело насвистывая что-то и ничуть не боясь гнева домашних духов, не позволяющих свистеть под крышей. Хмыкнул, глядя на Халида, неохотно поднявшего глаза от коленей, на которых лежала сабля.

— И давно ты так сидишь? Еще не налюбовался?

Халид молча пожал плечами, не желая отвечать на лишний вопрос, и снова опустил взгляд.

— Ясно. Позволь хоть глянуть. В руки не прошу — так покажи.

Учтивый… Знает, что воин к оружию без особой нужды и притронуться не даст. Хотя мог бы заставить: к чему соблюдать обычаи с рабом? Ладно, хватит поливать душу ядом, и так тошно. Да и разве покупают для раба такое чудо?

Халид нежно провел кончиками пальцев по длинному, изящно выгнутому клинку серебристо-голубоватой стали. По лезвию вьется тончайший волнистый узор, указывая на бесчисленное множество проковок, небольшая резная гарда имеет кольцо для упора большого пальца, а самшитовый черен мастер инкрустировал слоновой костью, подобранной так, чтобы не скользить в потной или окровавленной ладони, и бирюзой, хранящей от бесчестья и сглаза. Зеринге с ревнивым сожалением убрал руки, открывая саблю чужому взгляду.

— Красавица. Я смотрю, ты глянулся Малхату, подобный клинок он и по моей просьбе не всякому бы продал. Просыпайся, Зеринге, такими пьяными глазами не на булат, а на девушек смотреть надо — точно ни одна не устоит. Кофе будешь?

Не дожидаясь ответа, он кинул на диван большой сверток, вышел, и через несколько мгновений из кухни донеслось звяканье посуды. Халид бережно убрал саблю в деревянные ножны, обтянутые кожей, — словно шахскую дочь запер в темнице — положил на диван, хотя хотелось прицепить к поясу и не снимать даже ночью. Глянул в дверной проем на спину хлопочущего у очага чужестранца. Почему не велел ему приготовить ужин, а сам взялся?

— К тебе приходили.

— Кто?

— Мальчишка лет двенадцати. Спрашивал целителя Раэна. Я сказал, что вернешься вечером.

— Любопытно, — отозвался Раэн, входя в комнату с подносом.

Поставил его на стол, кивнул Халиду на дымящиеся чашки и горку золотистых лепешек, а сам опустился в кресло, мгновенно растянувшись и обмякнув в нем, как холеный домашний кот, даже глаза прикрыл.

— Об этом доме мало кто знает. Что за мальчишка и как выглядел?

— Обычный. Не оборвыш, но и одет небогато. На улицах таких полно.

— Ну, вернется, узнаем. Отдохнул или так и просидел весь день с саблей в обнимку?

— Не весь, — отозвался Халид. — Ты говорил, что ночью собираешься посмотреть, чего я стою. Как смотреть будешь?

Чужеземец потянулся, заложив сцепленные пальцы за голову, лениво открыл глаза.

— Да вот, хотел позвать тебя прогуляться под луной. Кстати, глянь там, на диване. Это твое.

Халид потянул сверток. В тонкую кожаную куртку были завернуты плотная полотняная рубашка и такие же штаны, наборный пояс из полых серебряных звеньев, как носят наемники, и мягкие ременчатые сандалии. Все новое и отличной выделки. Халид, проснувшийся утром в чужих вещах, — понятно, его одежда, пропитанная кровью и грязью, даже на тряпки не сгодилась бы — открыл рот, но тут же прикусил губу. Целитель взял чашку, осторожно попробовал и снова поставил на стол, сообщив:

— На первое время сгодится, а потом сам купишь все, что понадобится. У тебя дома что-то нужное осталось?

— После людей ир-Мансура? Не думаю.

— Завтра сходи, посмотри. Забери, если что найдешь. Я ночую либо в «Черном льве», либо здесь в мастерской, так что устраивайся. А сегодня…

Его рука замерла над лепешкой несколькими мгновениями раньше, чем в дверь постучали.

— Вот и гость, — со вздохом сообщил чародей, поднимаясь.

Едва открылась дверь, мальчишка влетел, едва не упав под ноги чужестранцу. Задыхаясь, упал на колени, поклонился, касаясь лбом пола, вытирая его рукавами и ладонями.

— Почтенный целитель! Высокочтимый…