Проклятая сабля крымского хана

Дорога до Москвы заняла несколько суток. Воины останавливались в деревнях, поили коней, спали на сеновалах. С Тюжевым они почти не разговаривали, и он постепенно укреплялся в мысли, что царь сердится на него. Григорий пытался себя успокоить: да, Иван IV любил казнить, но любил и миловать. Если кто-то навел на него поклеп, государь обязательно разберется и отпустит его домой.

К концу третьего дня воины приехали в царскую резиденцию на Воробьевых горах. Тюжев впервые видел усадьбу, огороженную высокими заборами, в которую вели большие, пестро расписанные ворота. Царские хоромы — обширная постройка, крытая тесом, с многочисленными башенками — выглядела довольно солидно; переходы окружали перила из точеных балясин, многочисленные окна блестели стеклянными и слюдяными оконницами. Стражники пропустили воинов внутрь здания, где стены были обиты красным сукном, а по углам висели иконы в богато украшенных окладах. Заходя в дом, Григорий успел заметить обширное хозяйство: бани, ледники, погреба, житницы, скотный и конюшенный дворы, зеленую березовую рощу, заменявшую парк, и множество сновавших, как муравьи, дворовых людей. Он слышал, что царь любил этот дворец: именно здесь во время пожара в Москве в 1547 году укрылся с домочадцами и боярами. Его провели в просторную палату, где восседал на троне сам Иван Васильевич. Тюжев бросился к его ногам, но царь жестом приказал встать. Лицо его было мрачно, нос заострился, морщины резче выделялись на желтоватой коже.

— Что же ты, смерд поганый, — начал он грозно, — государя своего обкрадываешь?

Григорию стало не по себе, ноги обмякли, руки, как плети, повисли вдоль тела, язык словно распух и не помещался во рту. Он еле проговорил, запинаясь:

— Видит Бог, великий царь, никогда я тебя не обманывал.

— Ты и сейчас мне лжешь. — Глаза Ивана засверкали гневом. — Отвечай, собака, что искал на поле сражения за городом?

— К-какого сражения? — пролепетал Тюжев.

— Тульского сражения, восемь лет назад. — Лицо царя будто окаменело. — Видели тебя там. Говори, что делал.

Тюжев вспомнил тот день, когда безуспешно пытался вернуть саблю на место. Боже, сколько воды утекло с тех пор! Почему же только сейчас царю стало об этом известно? Да полно, знает ли он о сабле все или лишь предполагает, что этот трофей должен быть у него, Тюжева? Откуда ему вообще о сем известно?

Григорий собрался с духом и твердо ответил: