Проклятая сабля крымского хана

— Великий хан, — Мустафа-ага смотрел на него встревожено, — еще немного — и мы останемся без военачальников. Если вы хотите знать мое мнение, надо отступить. Нам не нужны такие большие потери.

Девлет Гирей посмотрел на него невидящими глазами и с досадой махнул рукой. Татары протрубили отступление. Униженный второй раз, даже не подошедший к тому месту, где когда-то потерял саблю, хан приказал идти на Ливны, в сторону своих улусов. Дорогой он узнал, что погибли два его любимых сына, и редкие волосы на его голове совсем побелели. Вернувшись в Бахчисарай, Девлет Гирей затосковал. Ничто не радовало крымского хана: ни красавицы жены и наложницы в гареме, который он приказал расширить, ни прекрасные фонтаны, под журчание струй которых он так любил отдыхать и думать. Мысли о сабле и о том, что без нее он оказался жалким, трусливым, ничтожным, поглотили беднягу. К тому же он скорбел о гибели своих детей и желал только одного — отомстить московскому царю. Однажды, сидя на парчовых подушках возле любимого фонтана, он подумал: а не обратиться ли к врагу, Ивану IV? Если саблю отыскали его конники, то наверняка отдали ее царю, ведь ему, как и Девлет Гирею, доставались лучшие трофеи. Что, если через своего посла Девлет попросит недруга вернуть оружие? Зачем оно неприятелю? У него и так много земель, огромное сильное войско и все шансы на победу в любом сражении. А у него, Девлета, только и осталось что эта сабля. Поможет ли она удержать Крымское ханство, на которое московский враг давно разевает рот? Решив попробовать поговорить с Иваном Васильевичем, он кликнул визиря. Мустафа-ага, сильно постаревший за три последних года, явился по первому зову и склонился перед господином, несмотря на больную поясницу, мешавшую спать ночами.

— Я весь внимание, мой господин.

— Хочу, как всегда, спросить твоего совета, мудрейший, — льстиво ответил Девлет Гирей. — Думы о сабле не дают мне покоя. Ее нужно вернуть любой ценой.

— Если вы хотите знать мое мнение на этот счет, — улыбнулся визирь, — то лучше вам забыть о ней. Я склоняюсь к мысли, что эта сабля служила верой и правдой только вашему могучему предку Чингисхану. Вспомните, в первом сражении под Тулой вы держали ее в руках — и что? Русские все равно обратили наше войско в бегство. Кроме того, если она приносит несчастья тем, кто добыл ее неправедным путем, проще говоря, украл, пусть Иван Четвертый испытает их на себе.

Девлет Гирей в раздражении махнул высохшей коричневой рукой: