— Спасибо! — улыбнулась нежно Ива, бросив легкий взгляд в сторону Видагора. Казалось, её глаза наполнялись разочарованием, перемешанным с чувством глубокого одиночества, вызывающим отчаянные мысли, мысли, от которых проступали слезы на глазах, хоть и плакать не хотелось. Просто комок обиды сильно подкатывал к горлу, стремясь вырваться наружу диким криком. Но она молчала! Быть может, потому что привыкла всегда молчать, привыкла всегда быть тенью, замкнутой в себе маленькой девочкой.
— Да подавись ты! — рявкнул недовольно мужчина и, нахмурившись, словно у него сильно заболела голова, заглянул в один из ящиков рядом с буфетом, достав из него две бутылки вина и, оттолкнув брата в бок, ушел прочь. — Надеюсь, вы будете счастливы! — пробурчал он полным недовольства голосом как можно громче и резко.
— Что это с ним? — еле слышно спросила Ива с грустью в глазах, проводив мужчину взглядом. — То говорит, что восхищается мной, то снова злится. Не пойму я его. — вздохнула она и, сложив аккуратно полотенце, положила его на краю стола.
— А тебе и не надо! — всё так же чавкая, говорил блондин. Усевшись за стол поудобнее, принялся за горячее. Захватывая вилкой картошку, полностью погрузив её в рот, казалось, проглотив, не разжевав, запив при этом молоком из кувшина, прямо из горла. — Сядь лучше и поешь, а то сама небось голодная!
— Спасибо, Яргул, но у меня нет аппетита. — с грустью в голосе ответила девушка и, упав на стул, сложила руки на столе, положив на них голову.
— Знаешь, он злится, потому что ты ему по нраву пришлась. Я тебе точно говорю. — Он оторвал у курочки ножку, обгрыз за секунду с неё всё мясо.
— Не выбрасывай, — вдруг громко сказала Ива, увидев, как Яргул собрался вышвырнуть обглоданную кость в окно. — Я сниму с костей хрящики и котёнку отдам.
— Какому котёнку? — состроил удивленную гримасу Яргул, положив кость на край тарелки. И, взяв еще один пирог с грибами, проглотил его, два раза куснув. — В нашем доме нет животных. — Явно уже наевшись досыта, он разглядывал стол, не зная, чтобы ему еще съесть, хоть и есть-то уже не хотелось.
— Но ведь я видела вчера котёнка, маленький такой, серенький, пушистый, он же не мог через болото перебраться? — еле слышно говорила она, словно летая в это время в облаках. Её взгляд, устремленный в стену, казался задумчивым, возможно, она не знала, что еще сказать или сделать. Или просто не могла понять, почему Яргул так пристально на неё смотрит, словно ожидая очередного глупого вопроса.
— Маленький, серенький! — хмыкнул блондин, протерев губы салфеткой, привольно расположившись на стуле, потянувшись, после чего поднялся и, сделав несколько шагов к столу, оторвал тонкую щепку от корзины, в которой лежали яблоки, выковыряв ею мясо, застрявшее между зубов. — Очень интересно!
— Я, наверное, пойду к себе, устала сегодня немного. — Ива не спускала взгляда с молодого человека, который так же пристально продолжал смотреть на неё, словно хотел что-то сказать или сделать. Что явно начинало пугать её. Тогда она встала и, сделав несколько шагов вперёд, обернулась. — Яргул? — спросила она. — Я хотела бы завтра убрать в комнатах, там столько пыли. Видагор не рассердится, как думаешь?
— Я постараюсь его занять на время, чтобы он тебя не трогал! — слегка улыбнулся блондин всё той же своей белозубой улыбкой. — Хотя ты же не пленница, тем более не служанка. Тебе незачем всё это делать.
— Мне скучно просто так сидеть и ждать своей участи. А так хоть какая-то польза от меня будет, — тихо ответила Ива и, развернувшись, вышла из комнаты.
— Маленький, серенький! — снова произнес Яргул с выраженными нотками недовольства в голосе, швырнув щепку, которой ковырял в зубах, на пол. — Маленький, серенький.
Блуждая по коридору, Ива смотрела на картины, разглядывая людей, изображенных на них. Но одна из картин заинтересовала её сильнее всех. Ива уставила взор в лицо женщины, что была изображена на портрете. Красивое лицо с ярко выраженным румянцем, покрывающим щеки. Казалось, от неё веяло жизнью, некой сказочной нежностью и добротой. Её светлые волосы, заплетенные в косу, обвязанные нежно-голубого цвета лентой, опускались чуть ниже плеч, подчеркивая тонкость её фигуры, стройность талии, которую опоясывал тот самый пояс в красных маках, что был одет на Иве. Белое платье небрежно весели на её плечах, цепляясь сборкой ткани за кожу. Россыпь светлых веснушек, поселившихся на её щеках, делали её лицо более молодым, более свежим. И глаза, небесно-голубого цвета, они успокаивали, влюбляли в себя. Заставляли смотреть в них, утопать, казалось, шептали, околдовывали. — Завораживает. Правда? — вдруг послышался за спиной мужской голос, и, обернувшись, Ива увидела Яргула. — Она такой живой всегда была, цветущей. Она дарила тепло и доброту, как ты! — Его взгляд казался печальным, немного убивая ту серьезность, поселившуюся на его лице. Этот человек, что казался ей беззаботным и весёлым всегда, так сильно менялся, разглядывая женщину на портрете.