Проклятая весна

Она облизнула большой палец и вытерла с его лба пятно.

Потом Коллин сидела на раскладном стуле в большом зале, слушала пастора, смотрела, как Энид разворачивает малышку Алсею, как вода стекает с ее макушки в чашу. Она вдыхала ртом и медленно выдыхала носом и все уговаривала себя – не плачь, только не плачь, не плачь – и наконец, все закончилось.

– Она даже не плакала, – заметил Карпик уже позже, когда Коллин сидела в приемной и держала Алсею на руках.

– Она никогда не плачет. – Коллин вытерла ей подбородок. – Она счастливая малышка. Ты тоже таким был, Карпик.

– Можно мне десерт? – спросил он.

– Сначала доешь.

Карпик намазал сыр на крекер, тщательно избегая фаршированных яиц.

– Когда же у тебя появится маленькая сестренка, Карпик? – спросила двоюродная бабушка Юджина, Герти. Остальные сестры ДеВитт давно уже были мертвы.

– У меня была младшая сестра, – сказал Карпик. – Она умерла.

Коллин поудобнее устроила Алсею на руках. Она объясняла ему это после того, как потеряла ребенка, но удивилась, что он запомнил.

– Что? – спросила Герти, переведя взгляд на Коллин.

– У мамы в животе жила крошечная малышка, а потом умерла, – повторил Карпик. Коллин почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. – А я не умер.

– О. – Герти откашлялась.

– Я сейчас вернусь. – Коллин передала Алсею Энид и вышла через двойные двери на парковку, чтобы глотнуть свежего воздуха. Она не спала допоздна – сначала растирала желтки, потом переложила смесь в кондитерский мешок, наполнила ею упругие белые полусферы яиц. Проснулась она усталой, сожгла тосты на завтрак, а когда гладила рубашку Карпика, то обнаружила, что на ней не хватает одной пуговицы. Даже дождь, казалось, словно специально дразнил ее, брызгая в лицо каплями мороси. И конечно же Энид не пришла заранее, и, разумеется, ничего не успела подготовить. А теперь еще она увидела позабытую на капоте третью кастрюлю с фаршированными яйцами. На сделанной из фольги крышке блестели бисеринки дождя.

«Будь с сестрой полегче. Когда-нибудь только вы друг у друга и останетесь».

Коллин подняла взгляд, оглянулась, словно мама могла стоять там, на другой стороне парковки.

Она пережила десятки таких вечеринок, как эта. Шесть детей, и у всех крестины, дни рождения, школьные спектакли. Она и сегодня справится. Она сосредоточится на том, что у нее есть: Карпик. У нее был Карпик.

– Ты их сколько сделала? – спросила Энид, когда Коллин вернулась ко всем. Ее рука зависла над фаршированными яйцами, словно она пыталась решить, что же делать дальше. Даже сейчас, когда бедра ее потяжелели, а бледную кожу пятнали маленькие оспинки, она все еще была очень красива. «Чтобы такое с собой делать, надо быть красивой», – сказала мама, когда Энид в первый раз отрезала себе волосы. Коллин поняла намек.

Дети Энид набросились на миску с шоколадными конфетами.

– И от кого эти рыжие такого нахватались? – спросил пастор.

– Виновата, – легкомысленно ответила Энид. Казалось, она считает себя виновной за их поведение не больше, чем за цвет их волос.

У отца волосы были темные, но когда он отращивал бороду, по обе стороны рта пробивались две полосы рыжих волос, словно ржавые петли. Коллин задалась вопросом, помнит ли об этом Энид.

– Можешь ее подержать? – Она снова вручила малышку Коллин.

Двери на детскую площадку были распахнуты, и она увидела Рича – он сидел снаружи на пне и разговаривал с остальными мужчинами. На коленях у него стояла бумажная тарелка.

– Безработные засранцы-хиппи, – ругался Юджин. – Я тебе скажу, что их на самом деле бесит. Что куча таких деревенщин, как мы, зашибает большие деньжищи. Девственный лес, как же. Да кому вообще девственницы нужны? Если они опять объявятся, стоит их всех перестрелять.

– Да ты даже в сарай попасть не сможешь, – укорил его Лью Миллер. – Причем находясь внутри. Как ты, черт подери, пережил Вьетнам?

– Убивал всех голыми руками, Лью. Собственными голыми руками.

Укачивая Алсею на руках, Коллин смотрела, как Карпик гоняется за Уайетом по детской площадке. Подтянулись опоздавшие на крещение гости и навалили себе на бумажные тарелки макаронный салат. Вдова погибшего установщика чокеров торопила своих луноликих детей. Таким детям на лоб разве что штамп компании не ставили. «Сандерсон» обеспечивал их зимней одеждой, а на Рождество им дарили корзину, доверху наполненную мандаринами. Однажды Эвелин МакКерди – ее отца разрубили пополам в результате несчастного случая на такелажных работах – оставила мандарин на своей парте. Коллин пробралась в класс на перемене, взяла мандарин и съела его в женском туалете. Даже после того, как она вымыла руки, она еще долго ощущала на пальцах цитрусовый аромат кожуры. Девочкам, чьи отцы утонули, собирая мидии в одолженном ялике, рождественские корзины никто не дарил.

Коллин поудобнее перехватила Алсею.