– Что случилось? – спросил Рич. Ее испачканные кровью брюки лежали на камнях мокрой подъездной дорожки. Она встала и повернула вентиль, перекрывая кран – словно так можно было остановить свой собственный поток эмоций.
– Мелоди родила, – проинесла Коллин.
– С малышкой все в порядке?
Коллин покачала головой.
– С малышом.
Он ждал, будто чувствовал, что это еще не все. Если она расскажет ему прямо сейчас, то развалится на части. Нужно дождаться, пока Карпик ляжет спать.
Коллин последовала в дом следом за Ричем. Он привычно положил ключи в деревянную миску. Рич вырезал ее для нее много лет назад – это случилось после того, как он потеряла их второго ребенка. Каждый раз он мастерил что-то новое: кухонные шкафчики, набор шашек, резной знак на входной двери – «ДОМ ТАМ, ГДЕ ТВОЕ ❤».
Каждую их потерю он воплощал в чем-то физическом, настоящем, в чем-то, что он мог закончить и отставить в сторону.
После того, как сегодня она держала на руках этого маленького мальчика, ей хотелось швырнуть эту миску в стену. Она видела, как он умирает, и ничего не могла с этим сделать – разве что только прибраться, устроить Мелоди поудобнее, сесть в пикап на школьной стоянке и зарыдать. Как объяснить Ричу, что эти роды были так похожи на ее собственные роды, что потеря этого ребенка была похожа на то, как она потеряла свою собственную малышку?
– Рыба рано пошла на нерест, – сказал Рич. – Я подумал, стоит сходить посмотреть.
Его слова повисли в воздухе, невысказанный вопрос.
– Возьми с собой Карпика, – отозвалась Коллин.
Они присели у берега напротив водозаборной трубы и уставились в воду, такую прозрачную, что можно было легко разглядеть дату выпуска у лежащей на дне монетки, и такую холодную, чтобы вмиг заморозить воздух в легких.
– Вот там один! – крикнул Карпик. Он попятился назад и наткнулся на Рича. – А вон еще! – Он вскарабкался на руки Рича. Тот засмеялся.
– Они же тебя не укусят.
Затаив дыхание, Карпик во все глаза смотрел, как лосось поднимается вверх по течению. В обхвате каждая рыбина была по двенадцать дюймов, длиной – примерно с домашнюю кошку, из деформированных челюстей торчали длинные зубы. Когда Рич был маленьким, лосося было настолько много, что ручей становился красным.
– А куда они идут? – спросил Карпик, хотя Рич уже объяснял ему, что такое нерест.
– Они возвращаются домой из океана, чтобы отложить икру перед смертью, – стал объяснять Рич, стараясь его не напугать. – Их тела удобрят почву, помогут деревьям вырасти высокими. Они возвращаются, чтобы умереть там, где родились и где родились их родители, а до них – родители их родителей.
– Но откуда они знают, куда надо плыть? – Карпик осмелел настолько, чтобы отойти на полшага в сторону.
Рич пожал плечами.
– Они учили, где какой ручей. Прямо как ты.
– А мы можем поймать одного?
– Нет. Для этого нужно иметь лицензию. Юроки могут ловить лосося, но только в миле от реки. – Рич кивнул на поток рыбы. – А эти ребята заплыли уже слишком далеко. Ты только посмотри.
– Три, четыре, пять! Как их много! – Карпик побежал вдоль берега – как и Рич в свое время. Первый лосось, которого он поймал в сеть, был таким тяжелым и сильным, что легко мог быть затянуть Рича в воду и утопить, если бы на помощь не поспешил Ларк. – Они быстрые! – Карпик вернулся, запыхавшись, и сел рядом с Ричем, чтобы перевести дух. – Жалко, что мамы с нами нет.
– Мама их уже видела.
– Просто было бы здорово, если бы она пошла с нами.
– Да, Печенюшка. Было бы здорово.
12 сентября
Старые шины, лежащие вдоль тропинки, ведущей к входной двери Робли и Элизы, были засажены ирисами. Некоторые из них увяли и погибли, а некоторые цвели пышным цветом, словно росли в теплице. Удивительно, если учитывать, что дом стоял на дне узкого тенистого оврага, совсем рядом с домом Мелоди Ларсон. Кит отвез ее к своей маме, в Эврику, чтобы она не оставалась одна.
Коллин забрала запеканку с тунцом с соседнего сиденья и закрыла дверь пикапа, толкнув ее бедром. Дождь усеял крышку из фольги блестящими каплями. На крыльце стояла детская коляска. В прошлый раз Коллин пришлось оставить фаршированные яйца на коврике перед дверью, но сегодня Робли вышел ей навстречу. В дом он ее, впрочем, не пригласил. Лицо у него было красное, потрескавшееся – все от работы на открытой воде.
– Как она? – спросила Коллин, становясь рядом с ним под навесом. Робли пожал плечами.
Коллин пришлось надавить на живот Мелоди Ларсон, чтобы вытолкнуть послед. К тому времени, как он с влажным шлепком упал в ведро, ребенок уже перестал дышать. Завтра она поедет на отпевание.
– Доктор сказал, что она была идеальна, – сказал Робли. – От пальцев ног до самых бровей. Просто у нее не было мозга, который объяснил бы ей, как дышать.
Коллин потребовалось мгновение, чтобы понять смысл его слов.
– О, – сказала она. – Мне так жаль. Я не знала.
Она оглянулась на дом Ларсонов. Рассказал ли кто-нибудь Робли о ребенке Мелоди, о его отсутствующей верхушке черепа? Может быть, они с Китом стояли здесь, на крыльце, пили пиво вместе. Соседи, объединенные одним общим горем, общим ужасом.