Проклятье живой воды

В трюме было темно. Но так показалось ему лишь на первый взгляд. Пока он катался туда-сюда и приходил в себя, глаза частично адаптировались к мраку. Да и не был он таким уж непроницаемым — в потолке, который был, скорее всего, палубным настилом, обнаружились щели, сквозь которые пробивалось немного света. Совсем чуть-чуть, и так даже лучше.

Приглядевшись, Арчи от души благословил темноту, не позволявшую ему как следует рассмотреть валявшуюся у переборки тушу. И заодно — проклясть свое идиотское любопытство, которое то и дело толкало его на глупые поступки. Ибо рядом с ним, запеленутый в брезент, лежал самый настоящий мутант. И, судя по шорохам, скрежету, вздохам и утробному ворчанию, раздававшимся со всех сторон, еле слышным, но монотонным, он тут был не один.

Что происходит? Куда их всех везут? Зачем? Арчи понял, что знает ответы на эти вопросы, но предпочел бы обойтись без них.

Глава 7

Третий гудок застиг Виктора уже возле проходной. Юноша только-только переступил порог и споткнулся, невольно задерживая остальных.

— Шагай, чего встал? — его пихнули в спину, требуя поторопиться.

— Иду-иду, — проворчал он.

Сэм, ушедший вперед, оглянулся через плечо:

— Ты чего? Нездоров?

— Все в порядке. Просто споткнулся. Не обращай внимания.

— И выглядишь бледно, — друг замедлил шаг, поравнявшись с ним. — Вчера вечером никуда не ходил?

— Нет, а что?

— Да несет от тебя, как будто полночи черт знает, что пил и где валялся, а потом прямо в этом и на работу пошел.

— Да говорю тебе — дома я был. Не выходил никуда, — огрызнулся Виктор. — Отстань. Тебе какое дело?

— Ладно, я просто так спросил, — Сэм примирительно вскинул ладони. — Чего ты с утра завелся?

Виктор и сам не знал, почему напустился на Сэма. Юноши работали вместе не первый день, приноровившись таскать бочки и успевать еще и помогать с погрузкой-выгрузкой тары. Уже даже мистер Уильямс пробовал их осаживать — мол, нечего сырье сверх плана гнать, иначе другие цеха будут не справляться с нагрузкой.

Да, поначалу было тяжело. После работы ныли плечи и спина, дрожали ноги — попробуй весь день побегать по шатким мосткам вверх-вниз. Бывало, Виктор так уставал, что, придя домой, и с трудом заставив себя поесть, как подкошенный, падал на кровать и засыпал, не успев раздеться. Сквозь дрему он чувствовал, как мама снимает с него ботинки и куртку, ослабляет ремень на штанах. Виктор жалел мать, понимая, что ей нелегко и больно видеть его таким.

Но постепенно все изменилось. Он приноровился, уже не так уставал и временами чувствовал себя вполне довольным жизнью. Вот только просыпаться по утрам стало все труднее. В последние две недели юноша с превеликим трудом заставлял себя подняться с постели и, бывало, задремывал над миской утренней каши. И по улице брел, пошатываясь, как пьяный, а на самом деле — как сонный. Он и споткнулся потому, что глаза закрывались сами собой. Эх, скорее бы воскресенье. Он проспит весь день. Никуда не пойдет.

— Извини, Сэм. Я… не хотел. С утра просто…

— Ладно, чего уж там…

И эта злость и раздражительность. При матери Виктор старался сдерживаться, по детской привычке стесняясь грубое слово сказать, но на работе то и дело срывался. Да и на улицах его стало раздражать все — смех детей вдруг стал казаться слишком громким и обидным, голоса соседок — визгливыми, а они сами — тупыми клушами, старики только под ногами путаются, девчонки строят из себя невесть что…И так далее.

«Я просто устал», — говорил себе Виктор.

Вдобавок ко всему, зачесался правый бок. Зуд время от времени настигал юношу, заставляя забыть все на свете, и скрести ногтями кожу, находя в этом какое-то садистское удовольствие. Эх, разодрать бы на себе шкуру, с мясом выдрать эту язву, которая мешает жить и просто сводит с ума. Он не выдержал и украдкой почесался.

— Ты чего? — опять Сэм.

— Ничего. Рубашка жмет.

— Скажи матери, пусть новую сошьет. Я сам чувствую, что мне блуза в плечах тесна стала. А ты вкалываешь не меньше, а то и больше меня.

Что правда, то правда. Одновременно со злостью на весь мир, сонливостью и странным зудом на Виктора нападало дикое желание работать. Только ворочая бочки с водой, таская тяжести и перемешивая огромными черпаками грязную воду, юноша отдыхал. Физическое напряжение, работа до боли в мышцах снимали напряжение в душе. С работы домой он шел обновленным, словно физическая усталость была лекарством от странного терзавшего его недуга. И уже к полудню, когда объявляли перерыв на обед, смотрел на мир другими глазами.

Но в этот день работа, едва начавшись, встала. Один из двух цеховых котлов, где вода выкипала первым паром, уже через час стал давать меньшую тягу. А потом и вовсе, стоило рабочим чуть-чуть усилить давление, как со свистом сорвало крышку, и крутой кипяток плеснул на бока и стенки, загасив топку. Пронзительный свист горячего пара на несколько секунд заглушил остальные звуки. Цех мигом заволокло горячим паром, смешанным с дымом. Люди шарахнулся к выходу. Хорошо, что ворота была распахнуты настежь — цех не превратился в душегубку, и рабочие успели выскочить.