Проклятье живой воды

Верна брела домой, как потерянная. Ей не хотелось возвращаться в пустую, неуютную комнату, где все напоминало о сыне. С некоторых пор она приходила сюда только поспать. Обивание порогов в различных управлениях и конторах съедало все время, так что ей пришлось бросить работу. Она только и смогла, что вернуть клиентам заказы, но поскольку у женщины не хватило силы воли сделать работу качественно и в срок, заплатили ей сущие гроши. Чтобы уплатить аренду, этого хватало. Чтобы купить пару пирогов и миску горохового супа на углу — тоже. Но вот про уголь придется забыть. А это не только тепло — сейчас же лето. — но и горячий чай. И то, оставшихся денег едва хватит до конца недели. А что потом? Не все ли равно?

Она так глубоко задумалась, что почти не обращала на окружающее никакого внимания. И то, что прошла мимо своего поворота, поняла лишь когда над головой потемнело.

Верна оказалась в тесном переулке, стиснутом каменными домами. Тут, видимо, когда-то стоял сарайчик для хранения инвентаря — занимаемое им пространство было слишком узким для отдельного дома. Потом сарайчик сломали или он сгорел, и в проулочек между домами приноровились стаскивать всякий мусор и отбросы.

Как бы то ни было, она забрела на чужую улицу. И, если не хочет ночевать прямо здесь или вовсе остаться под мостом, надо возвращаться к себе на Кейт-стрит. По дороге неплохо бы купить мисочку супа и пирог — она ничего не ела с самого утра, хождение по кабинетам отняло много сил, и сейчас голод напомнил о себе.

Женщина повернулась, собираясь вернуться тем же путем, и в этот миг чужая рука обхватила ее поперек туловища, а под подбородок ткнулось холодное лезвие.

— Деньги и побрякушки сюда. Живо.

Верна охнула. Не столько от страха, сколько от неожиданности. Осторожно, трясущимися руками, она достала кошелек:

— Бери. Только…

Кошелек перехватили так ловко, что она сама не заметила, как это получилось. Ни нож от шеи не убрался, ни захват поперек груди не ослаб…

— Можно попросить…

— Заткнись, сука.

— Убей меня.

— Что?

От неожиданности захват ослаб. Верна подумала, что сейчас ее зарежут, и нападавший просто хочет перехватить жертву поудобнее, и взмолилась:

— Быстрее. Только пусть не так больно, как… как Мясник-из-подворотни.

Несколько лет назад весь Лондон был взбудоражен серией убийств. Жертвами становились женщины разных возрастов, положения и профессий — проститутки, швеи, цветочницы, домохозяйки и матери семейств, даже одна монахиня. Общее у них было одно — всех их затаскивали в подворотню и разделывали уже там. Убийства прекратились после того, как повесили троих подозреваемых, но жуткие слухи о том, что среди них не было того, кто заслужил от газетчиков прозвище Мясник-из-подворотни, продолжали ходить.

И вот он вернулся?

— Ты ведь это сделаешь? — она попыталась, вывернув шею, заглянуть в глаза нападавшему.

— Совсем дура? — ее отпихнули так, что Верна, не удержавшись на ногах, отлетела к стене и ударилась о камни. — Или блаженная? Тебе чего, жить надоело?

— Да. Я не хочу жить. Пожалуйста. Убей. Что тебе стоит.

— Ну уж нет. Пеньковый галстук примерить неохота, — грабитель отступил в тень. Высокий чуть сутулый мужчина, чье лицо скрывали поля старой отвислой шляпы. Быстрым движением он вскрыл кошелек:

— Не густо. А с виду такая почтенная…

— У меня дома еще есть, — непонятно, почему сказала Верна. — Идем со мной, получишь флорин*.

(*Флорин — монета достоинством в два шиллинга. Прим. авт.)

Она сама не знала, почему соврала. В кошельке были ее последние деньги.

— И за что? За то, что тебя прирежу? Ты в своем уме?

— Прирежешь, — вздохнула Верна. — Потому что иначе я сдам тебя полиции. И будешь болтаться на виселице из-за нескольких пенсов и барахло, которое сплавишь старьевщику еще за пару фартингов.

— Ты сумасшедшая, — грабитель неожиданно попятился. — Чего тебе от меня надо?

— Мне надо умереть. Если бы ты знал…

Слова внезапно полились потоком. И, как настоящим потоком, она захлебывалась ими, торопясь высказать все, что наболело. Все, что не могла доверить чиновникам из управления и многочисленных контор, высказывалось сейчас. Почему-то перед незнакомцем, который никоим образом не был замешан в этой истории и ничего о ней не знал, выговориться оказалось легче. И, замолчав наконец, женщина ощутила внутри звенящую пустоту, как после очищающей молитвы. Она тихо всхлипнула, прислонившись к стене, чтобы не упасть.

— И теперь я… сам видишь…

— Эх ты, мамаша, — мужчина вздохнул. — И чего теперь думаешь делать?

— Я не знаю, — вздохнула Верна. — Деньги почти все кончились, работать сил нет, да и для чего? Правда, хоть ложись и помирай… Эх…

Отмахнувшись, она направилась было прочь, но тут же крепкие пальцы сомкнулись на ее локте.

— Погоди, мамаша, — грабитель смотрел на нее сверху вниз как-то странно, и Верна запоздало почувствовала страх. — Веди к себе домой.

И она пошла. Пошла в каком-то странном отупении, не чувствуя ни страха, ни нелепости ситуации.