Проклятие безумной царевны

Я слушала Додонова – и чувствовала, что так и не успокоилась: с прежней дрожью воспринимаю всякое упоминание о государевой семье. Правда, я хорошо научилась держать себя в руках и старательно делала вид, что не замечаю пристальных взглядов моего спутника. Однако я уже давно была морально готова к его вопросу, который сейчас, под сенью ливадийских пальм, и прозвучал, как будто именно воспоминания об императорской семье и подтолкнули Додонова:

– А вам никогда не говорили, что вы поразительно похожи на великую княжну Анастасию Николаевну?

Я попыталась справиться с приступом волнения. От души надеюсь, что голос мой звучал достаточно насмешливо:

– А вы что, видели ее своими глазами? Или тоже основываетесь только на газетных фотографиях, как некоторые другие, намекавшие мне на это сходство?

– Конечно, видел, – прозвучал ответ, которого я, честно говоря, не ожидала. – Ведь приезд императорской семьи каждый раз превращался в Ялте в настоящий праздник. Их встречали воинские караулы и оркестры, депутации знаменитых горожан посещали Ливадию. Однажды в составе такой депутации был и мой покойный отец. Он взял меня с собой. Тогда я и увидел великих княжон совсем близко. Это было перед войной.

– То есть четыре года назад? – старательно усмехнулась я. – И что, я в самом деле так похожа на девочку двенадцати-тринадцати лет?

– Но я потом видел ее снимки в газетах… – пробормотал явно растерянный Додонов.

– К сожалению, качество большинства этих снимков такое, что без подписи не разберешь, кто на них изображен! – зло бросила я.

– Не понимаю, отчего вы так рассердились? – смущенно спросил Додонов. – Я думал, вам будет приятно обнаружить такое сходство. Им можно гордиться!

– Вы так думаете? – Я не смогла удержать судорогу, прошедшую по моему лицу, не смогла сдержать истерические нотки в голосе: – Да мы бежали из Одессы именно потому, что во мне слишком часто находили это сходство и принимали меня за царскую родственницу! При большевиках это было особенно опасно!

Это было далеко от правды, но я совершенно не собиралась изливать ему душу, хотела только прекратить подобные разговоры раз и навсегда.

– Мы возненавидели Одессу за то, что мне там приходилось постоянно быть настороже. А никакого сходства между мной и Анастасией на самом-то деле, как мне кажется, вообще нет!

– Господи, мне и в голову не приходило, что вам так много пришлось испытать из-за этого! – пробормотал Додонов сконфуженно. – Простите меня. Наверное, вы правы. Дело в том, что юная Анастасия настолько очаровала меня, что я… Честно признаюсь, я влюбился в нее. И в вас вижу те же ангельские черты. Неужели вы не замечаете, что я люблю вас, Надежда Владимировна? Будьте моей женой!

Еще один, о Боже! Да неужели я обречена всю жизнь нести на себе проклятие этого сходства?!

Вдобавок – совершенно не к месту! – мне вдруг вспомнилось: «Madame Lulu, я вас люблю!» – и я, право, не знала, рыдать мне или хохотать.

– Андроник Агафонович, – пробормотала я, с трудом сдерживая истерические нотки, которые готовы были прорваться в моем голосе, – я вам очень признательна. Ваши чувства чрезвычайно лестны для меня… особенно слова про мои ангельские черты, такие же, как у Анастасии! Вы опять намекаете на мое сходство с ней! А что произойдет, если спустя несколько лет вы поймете, что это сходство выдумано вами, и обнаружите, что ваша супруга больше не напоминает великую княжну Анастасию?! Что тогда будет с вашей женой? Какая участь ждет ее? Вы покинете ее или ей придется гримироваться, чтобы поддерживать ваше заблуждение?

– Вы меня неправильно поняли, – пробормотал Додонов, виновато глядя на меня, и мне стало немного жаль его.

– Простите, если я была с вами резка. Но лучше не искать в своей будущей жене сходства с кем бы то ни было! Это госпожа Кравчинская может подражать Изе Кремер, когда ненадолго заменяет ее на сцене или… или перед вашими гостями, я не смогу на всю жизнь заменить вам великую княжну! И вообще – быть чьим-то двойником для некоторых женщин не честь, а унижение!

Додонов побагровел. Напоминание о Кравчинской показалось ему унизительным, а разве меня не унижало постоянное напоминание об Анастасии, о том, что я всего лишь чья-то копия?! И разве меня не унижали воспоминания о том, как Тобольский называл меня Анастасией, когда насиловал меня?!

Я повернулась и пошла к сторожке.

Додонов догнал, пошел рядом, пытаясь поймать мою руку и бормоча:

– Простите, простите, Надежда Владимировна… Я глупец, я… Я все испортил!

Это было правдой. Кто знает, как сложились бы наши отношения, если бы признание Додонова было адресовано только мне, а не нам двоим с великой княжной! Конечно, я не бросилась бы в его объятия, но наша дружба продолжалась бы. Сейчас же я понимала одно: видеть его больше не желаю! Разрыв, признаться, меня не слишком огорчал. Когда я расскажу о случившемся родителям, они перестанут толкать меня в объятия Додонова.

– Прошу вас, расскажите еще что-нибудь о Ливадии, – попросила я, чтобы хоть немного смягчить ситуацию.

Додонов несколько оживился и начал не без неловкости: