Проклятие безумной царевны

– Небось изменишься, столько испытавши! – вздохнул он. – Когда меня из дома Ипатьевского, где вас содержали в Екатеринбурге, из услужения вам увели, ваша матушка так печально на меня глядела! Думала небось, что меня убьют, а меня все это время в доме Попова напротив держали, у охранников в казарме. Я все глаза проглядел, проплакал, у окошка сидючи, пытаясь Алёшеньку, его высочество, увидать. А наутро приходит Юровский и говорит: всё, говорит, по приговору революционного трибунала их всех прикончили, твоих угнетателей. Да какие же они были угнетатели, милые мои, дорогие, любимые?! Они мне как родные были. А их всех постреляли разом! И рассказал Юровский: мол, кого на стулья посадили, кого у стенки поставили. И всех убили. И государя-императора, и матушку вашу, и сестриц, и Алёшеньку моего милого, который меня лучшим другом называл… и вас, значит, тоже, Анастасия Николаевна, ваше высочество…

И вдруг всплеснул руками, вскричал громким шепотом:

– Как же вы спаслись-то? Как живы остались?

Я растерялась было, совершенно не представляя, что отвечать, но мне повезло: Лёнька вдруг насторожился, оглянулся, беспокойно завертел головой:

– Ой, идет кто-то! Солдаты! Мне бежать надо, а то хватятся! Я на другую ночь приду. Выходите и вы в сад, ваше высочество! Глядеть на вас, на живую, ваш голос слышать – это же счастье! А теперь прощайте!

Он исчез за забором, я расслышала его торопливый, легкий удаляющийся бег, а затем раздался слитный, тяжелый шаг – видимо, патруль обходил улицы.

Наконец снова настала тишина. Я еще подождала – не вернется ли Лёнька Седнёв? Но он больше не появился, и я ушла в дом.

Не помню, как пережила этот день! Приходил осматривать меня доктор Лаврентьев. Он насторожился, обнаружив, что я нахожусь в странном, радостном возбуждении, попытался выяснить его причины, но я, конечно, ничего не стала ему объяснять.

Весь день я торопила ночь. «Наконец-то, наконец-то я все узнаю о себе!» – твердила я снова и снова, забывая, что узнаю это «все» вовсе не о себе, а о самозванке, занявшей мое место. И все-таки даже малейшее известие о моей подлинной, погибшей семье, о моих родителях, сестрах, брате было для меня подобно капле воды для умирающего от жажды.

Пытаясь решить, как бы мне половчее вытянуть из Лёньки Седнёва как можно больше сведений, я то сидела неподвижно в своей комнате, то начинала метаться по дому.

Ивановы поглядывали на меня с опаской, пытались успокоить, но я приходила в ярость или начинала плакать при каждом их приближении ко мне, поэтому они наконец отстали от меня и ушли в свою комнату.

Я посмотрела им вслед с раздражением: что это за люди, почему моя жизнь проходит рядом с ними – с этим неопрятным стариком, с этой маленькой сгорбленной женщиной, которые постоянно называют меня Надей и так упорствуют в своем заблуждении, у которых начинается чуть ли не истерика, когда я пытаюсь их уверить, что я великая княжна Анастасия? Я радостно предвкушала завтрашний день, когда я выложу им все, что ночью узнаю от Лёньки Седнёва. Только бы он не обманул, только бы пришел!

Вот смерклось, а потом и стемнело, вот погасла лампа в спальне Ивановых, вот утихли улицы, и я прокралась в сад, бросилась к пролому в ограде, пытаясь успокоиться, стараясь набраться терпения, уговаривая себя, что Лёнька не мог прийти так рано, что он появится не раньше полуночи. Однако ждать мне пришлось недолго: вот уже зашуршал под чьими-то шагами мелкий камень, осыпавшийся с треснувшей ограды, и вот над проломом показалась голова, зазвучал тревожный шепот:

– Вы здесь, ваше высочество?

– Да! – выступила я вперед, стараясь говорить медленно и важно, как, наверное, и подобало говорить великой княжне. – Здравствуй, Леонид.

– Значит, вы меня узнали? – обрадовался он. – Значит, это истинно вы! Только Леонидом не зовите: вы меня только Лёнькой звали, вы никогда не важничали, вы всегда были так веселы, так смешливы, сестры не зря вас Швибзиком называли!

Я глубоко вздохнула. Теперь пора начинать мою игру.

– Я очень много страдала, Лёнька, – сказала я. – Сам понимаешь, мне ведь пришлось скрывать, кто я такая, чтобы меня не убили вслед за моими родными. Я так старалась не проговориться, что даже во сне внушала себя: я не Анастасия, я Надя Иванова! Из-за этого я даже забывать кое-что стала о своей прежней жизни. И до чего мне радостно, что появился ты, что та напомнишь мне забытое!

– Конечно, напомню! Я ведь ничего не забыл, я этими воспоминаниями только и жив! – обрадовался Лёнька.

Я поняла, что он простодушен и доверчив, что радостно верит в сбывшуюся мечту: встречу с Анастасией. Этим надо немедленно воспользоваться.

– Тогда постарайся рассказать все, что помнишь! – приказала я, и началась самая удивительная ночь в моей жизни!