Проклятие брачного договора

– Я ухожу! – громко крикнула Дина, но ответом ей была все та же напряженная тишина.

Подумайте, какие мы гордые. Положив на тумбочку ключи от чужой квартиры, Дина захлопнула за собой дверь, вышла на лестничную площадку и нажала на кнопку лифта. Заплакать она себе позволила только внутри.

В гостиничном номере было холодно, или это просто Дину знобило от расстройства. Позвонив родителям, она быстро приняла горячий душ, нырнула под одеяло, уткнулась лицом в подушку и уснула, словно впала в беспамятство. За окном шумела чужая, холодная, равнодушная Москва, которой не было никакого дела до Дины и ее проблем.

Проснулась она посередине ночи, не очень понимая, где находится. Из-за окна доносился шум машин, неслышный в прошлые ночи. Да и комната выглядела совсем по-другому. Ах да, она же в гостинице, она же с Борисом поссорилась.

Обиды не было. Дина прислушивалась к себе, пытаясь найти хотя бы капельку, но нет. Посадский не хотел ее обидеть, это она взбрыкнула, непонятно отчего. Хотя почему, непонятно? Последняя неделя выдалась не самой спокойной и доброй в ее жизни. Нервы на пределе, вот и взбрыкнула. Как норовистая лошадь на конюшне, куда они с Борисом ездили в субботу. Ну надо же, всего три дня прошло, а кажется, что целая вечность.

Дина лежала и вспоминала денники, тренировочные корты, грациозных лошадей, Игоря Петрова, тогда еще живого, рассказывающего о своей лошади, кажется, Вербе. Впрочем, это сейчас не важно. Важно придумать, как помириться с Борькой. Не придешь же обратно, как будто ничего не случилось. Тем более что ключи Дина в квартире оставила. И звонить просто так не будешь. Какая-никакая, а гордость у нее все-таки есть. Так что для звонка нужно найти повод, и не какой-нибудь, а весомый, серьезный.

Устроившись поудобнее, Дина начала обдумывать события последних дней, прекрасно осознавая, что ищет отчаянную уловку, лазейку, чтобы снова впустить в свою жизнь Бориса Посадского. Да что это с ней? Влюбилась она, что ли? Как можно влюбиться в человека, настолько давящего своим превосходством? Она же правду ему сказала, пусть даже и в запальчивости. Его идеальность ужасно раздражает окружающих, даже самых близких.

Дина снова вспомнила, сколько горечи было в словах Максима Головачева, заместителя Бориса, в тот вечер, когда он неожиданно пришел к ним на ужин. На слове «к ним» Дина фыркнула от собственной глупости. К Борису он пришел, а никакого «к ним» нет и быть не может. Максим тогда вроде бы держался непринужденно и говорил со смешочками, но глаза выдавали его истинные чувства, в них отчетливо читались боль, растерянность и ненависть. Да, ненависть.

Дина порывисто села в кровати от внезапно пришедшей в голову мысли. О чем тогда говорил этот самый Макс? Ближайший друг, партнер и соратник. Он говорил о новом изобретении в выращивании искусственных сапфиров, которое позволяет снизить издержки производства и увеличить прибыль. Это изобретение Посадский держит в страшном секрете, не делясь даже с самым ближайшим окружением. А первая партия таких сапфиров как раз и была в том тубусе, который Борис принес домой, а Дина спрятала в сейф, внезапно изменив шифр.

Кто знал, что сапфиры у Бориса дома? Максим Головачев знал. Кто был точно в курсе, что в тумбочке в предбаннике квартиры лежат запасные ключи? Максим. Кто был осведомлен, что кодом шифра является дата Борькиного рождения? Максим. Кто мог пробраться в квартиру, зная, что там никого не будет, и спокойно забрать сапфиры из сейфа, чтобы потом детально изучить их состав и разгадать секрет?

Дина вдруг вспомнила и журчащий голосок домработницы Кати, рассказывающей ей, Дине, о том, какой Борис хороший работодатель. Что она тогда говорила? Сейчас, сейчас, надо вспомнить дословно. «Он мужик ничего, добрый». Нет, это не то. «Никогда не наедет, не накричит». Нет, это тоже не то. «Всегда в положение войдет, если мне надо в другой день прийти». А вот это уже теплее.

Катя тогда сказала, что Ефимий Александрович однажды попросил ее прийти убраться не в пятницу, а в среду, а для этого нужно было поменять график работы, и другой ее работодатель категорически запретил меняться. Да, так она и сказала: «Максим Михайлович, он совсем другой. Я в среду как раз у Максима Михайловича, так я позвонила, а он как начал орать. Пришлось к нему ехать».

Так-так, совсем горячо. В квартиру Бориса влезли именно в среду. В квартиру, кроме него и Дины, могла прийти только домработница. Борис был на работе. Это Максим знал совершенно точно. Дина – на переговорах. А домработница по средам прибиралась в квартире самого Максима, на другом конце Москвы. Но тут вдруг попросила поменяться датами, а Максима это категорически не устраивало, и он на женщину накричал. Да, все сходится.

Получается, это именно Головачев пытался раскурочить сейф в квартире, а когда у него не получилось, повторил отчаянную попытку в офисе, но она сорвалась из-за бдительности охраны. Да, именно так.