Проклятие дворфа

Поужинав, собрав в ладонь крошки и отправив их в рот, запив угощение несколькими большими глотками вина из бурдюка, Далин широко зевнул, и закрыл глаза, удобно расположившись на импровизированном ложе. Он проделал долгий путь, и пусть на сердце была тяжесть, но совесть его была чиста, и поэтому он уснул, едва его голова коснулась набитого провизией мешка ставшего на время подушкой.

Дуболом Каменная Башка (беорн)

А где-то далеко отсюда, за милю, или около того, остановился раздувая ноздри и чутко принюхиваясь к коснувшемуся его обоняния запаху копченого мяса, огромный человек-медведь. Беорн. Так звали издревле этих обитателей леса, наравне с эльфами проживающих в зачарованных лесах, также являющихся их полноправными хозяевами, со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями. Беорны, — так называлась раса людей медведей, испокон веков проживала в эльфийских лесах, считая эти леса такой же своей собственностью, как и эльфы. С которыми они на протяжении тысячелетий были друзьями и союзниками, совместно защищая леса от попыток проникнуть в них всякой нечисти и скверны.

И им удавалось вплоть до недавнего времени отражать атаки темных сил пытающихся паработить лесной мир, или просто тараном пройтись через него, круша все на своем пути в своем дьявольском стремлении добраться до городов людей, или сторожевых застав дворфов.

Орки знали, что объединившись эльфы и беорны представляют собой силу, с которой нельзя не считаться. И даже будучи от природы весьма недалекими, старались держаться подальше от эльфийских лесов. Предпочитая более долгий и тяжелый путь по Черной дороге, проложенной в незапамятные времена какой-то древней, демонической магией через лес. Дорога не была прямой, как стрела. Она постоянно петляла, делая порой такие невероятные выверты, что уму непостижимо. И, как минимум, вдвое удлиняла дорогу для смельчака осмелившегося по ней пойти.

И эльфы, и беорны, и живущие в лесах люди знали о существовании Черной дороги, и старались держаться от нее подальше, не приближаясь к ней без особой нужды. Поблизости от нее, каждое живое существо охватывал панический страх, заставляющий как можно скорее оказаться от нее на почтительном расстоянии. И только самые отчаянные смельчаки осмеливались приблизиться к проклятой дороге, и даже перебраться на другую ее сторону. Подвигнуть их на столь безрассудный поступок могла лишь небывалая выгода, ради которой стоило рискнуть жизнью, и которая откладывалась сединой на висках смельчака. И даже орки, идя по дороге шириной в десяток метров бесконечной живой змеей растянувшейся по лесу, испуганно замолкали, стараясь держаться поближе друг к другу. Настороженно оглядываясь по сторонам, опустив плечи, на которые давила своей тяжестью древняя, злобная магия угнездившаяся в мертвом лесу.

Здесь не было жизни. Ни животной, ни растительной. Ни одна пташка ни чирикнет в кронах мертвых деревьев, ни один даже самый мелкий зверек не пробежит по черной, лишенной травы земле. Даже насекомые, презренные жуки, или вездесущие муравьи не водились в мертвом лесу. Лишь черные, обугленные деревья, без единого листочка на уродливых, корявых ветвях умерших тысячи лет назад лесных великанах. Не было и ветра, словно бы даже этот бесплотный дух избегал проклятых мест, стараясь обходить мертвый лес стороной. В черном и мрачном лесу царила гробовая тишина, нарушаемая лишь монотонным шлепаньем сотен ног, вздымающих нетронутую веками пыль. Да еще гнетущая, влажная жара, заставляющая орков и их темных приспешников то и дело прикладываться к бурдюкам с водой или вином. Чтобы унять терзающую тело жажду, победивщую даже сопутствующее оркам на всем протяжении всей жизни чувство голода, который не могла утолить никакая, даже самая обильная еда.

Несколько дней для многих, кто отправлялся в поход по Черной дороге, превращались в вечность. Не все моложе денно и нощно выдерживать давлеющий над ними груз. Чем моложе был отправившийся в дорогу воин, тем труднее ему было находиться под постоянным давлением древней, демонической магии. Самые слабые не выдерживали, и ломались. Сходили с ума и набрасывались на ближайшего, оказавшегося рядом, чтобы убить, и найти выход скопившемуся в душе негативу. Безумца умерщвляли. Времени возиться с очередным психом не было. Тело безумца в считанные секунды оказывалось разорванным на куски, которые тотчас же поглощались былыми товарищами. С такой ловкостью и сноровкой, что зачастую черной пыли не касалось и капли крови безумца. Лишь начисто обглоданные крепкими зубами кости, без единой жилки или кусочка мяса. И хотя процент свихнувшихся от общей массы был невелик, но за время существования Черной дороги, на ней скопилось огромное количество выбеленных солнцем костей. Не поддающихся тлению и разложению, как все, что оказалось в этом проклятом месте.