Читаем Проклятие Гавайев полностью

Что значит надрать задницу в коне

В самом конце муниципального причала Кайлуа выстроились ряды весов. Там работают японцы с местного холодильника, которые издавна скупают всю рыбу, что приходит в гавань, и отправляют в Токио, где ее превращают в сашими, вновь замораживают и посылают в Лос-Анджелес. Изготовление сашими — крупный бизнес в бассейне Тихого океана, и большую часть его контролируют именно японские брокеры.

Иметь лицензию на производство сашими гораздо круче, чем владеть игровыми автоматами в аэропорту Лас-Вегаса. Спрос на сашими всегда превышает те объемы, что могут предоставить рыботорговцы. Вариативность здесь касается только цены, которая колеблется от пяти и даже десяти долларов за фунт в Рождество до двадцати центов в пик сезона спортивного рыболовства, который на побережье Коны длится с мая по сентябрь и ежедневно выбрасывает на рынок сашими от пяти до десяти тысяч фунтов этого продукта.

Ахи, большой желтоперый тунец, не является главным развлечением толпы на причале, но стоит он недешево. Ахи — это и есть сашими; в Лос-Анджелесе, да и в Токио, особенно за неделю до Рождества, когда резко вырастает спрос, портовая цена на большого ахи вырастает до пяти, а иногда и до десяти долларов за фунт.

Обычно же он идет по доллару; и это совсем неплохо, если вы привозите в порт желтоперого. Но ахи — не самая желанная рыба на побережье Коны. Это место славится марлином. Большим марлином! Это именно та рыба, которую жаждет видеть толпа в гавани. Любой катер, вывесивший на флагштоке синий флаг — традиционный знак того, что марлин таки пойман, — способен сразу же резко поменять настроение толпы.

Побережье Коны — рыболовецкая столица Гавайев, залив Кайлуа — ось общественной и коммерческой жизни на побережье. Центром же всего является торчащая позади ряда напоминающих виселицы весов гостиница «Царь Кам», где живут и умирают профессионалы рыбной ловли — прямо на глазах у всей почтенной публики, изо дня в день, из месяца в месяц.

Спортивная рыбалка тоже является крупным бизнесом в Коне, и в четыре часа ежедневно конец причала становится местом парада для здешних капитанов, вывозящих рыбаков в море. Именно сюда они подвозят пойманную рыбу, чтобы взвесить ее и сфотографировать, если улов действительно хорош. Самые большие весы, что стоят на краю причала, — для победителей, которые взвешивают здесь свои трофеи, и побежденные сюда даже не кажут носа. Катера, палуба которых не испачкана кровью, вообще не подходят к причалу; прямиком, как можно незаметнее, они скользят домой, в бухту в восьми милях от причала к северу, и эти последние мили могут стать долгим и весьма неприятным путешествием для капитана, катер которого набит клиентами, заплатившими пятьсот долларов и за весь день ничего не поймавшими. Хонокохау на заходе солнца — гнусное местечко. Как только причаливает очередной неудачник, прибрежные дворняжки забираются на кромку черной базальтовой скалы, которая смотрит на пристань, и начинают лаять. Они ждут не рыбы, а того, что осталось от ланча рыбаков, и нет ничего противнее для рыбака, чем заканчивать день, омраченный поражением, под это нестройное тявканье.

Вообще-то, как правило, большинство катеров приходит именно в Хонокохау. Только совсем немногие идут к пирсу, где атмосфера разительно иная, чем в бухте, особенно в «горячий денек», когда к трем часам полгорода уже на ногах; люди подняты триумфальными радиосигналами из морских далей — флот идет, и рыбаки требуют подготовить весы для серьезной работы.

В три часа в конце пирса собирается настоящая толпа. Джимми Слоун, коммерческий фотограф с официальным правом снимать в порту, стоит со своим аппаратом, чтобы запечатлеть торжественный момент для истории — в глянцевом формате, восемь на четыре, по десять долларов за штуку. Здесь же крутится чучельщик, просто на тот случай если вам вздумается набить ваш трофей.

А если нет, вашу добычу уже ждет пикап из японского холодильника. Деньги на бочку! Марлин идет недорого, по двадцать пять центов за фунт, потому что его едят только японцы, а главный рынок — в Токио, за три тысячи миль от Гавайев.

Парни, которые работают на весах, почти всегда знают, какую рыбу везут, но они не знают, когда ее привезут… и, как только часы перевалят за четыре, они начинают нервничать. Капитаны, которые сообщают о поимке большой рыбы, как правило, приходят уже после захода солнца, и у парней совсем не остается времени.

Об этом знает и толпа. Слухи распространяются, и туристы начинают заряжать фотоаппараты. Катера приходят с запада как раз из-под садящегося солнца. В спокойный летний день вы можете стоять на краю пирса и видеть подходящее судно за десять миль от берега. Сперва это только белая точка на горизонте. Потом сверкнет отблеск солнечного луча, отразившийся от стальной мачты. А потом — петушиный хвост белых брызг в кильватере быстро приближающегося судна.

Перейти на страницу:

Все книги серии Чак Паланик и его бойцовский клуб

Реквием по мечте
Реквием по мечте

"Реквием по Мечте" впервые был опубликован в 1978 году. Книга рассказывает о судьбах четырех жителей Нью-Йорка, которые, не в силах выдержать разницу между мечтами об идеальной жизни и реальным миром, ищут утешения в иллюзиях. Сара Голдфарб, потерявшая мужа, мечтает только о том, чтобы попасть в телешоу и показаться в своем любимом красном платье. Чтобы влезть в него, она садится на диету из таблеток, изменяющих ее сознание. Сын Сары Гарри, его подружка Мэрион и лучший друг Тайрон пытаются разбогатеть и вырваться из жизни, которая их окружает, приторговывая героином. Ребята и сами балуются наркотиками. Жизнь кажется им сказкой, и ни один из четверых не осознает, что стал зависим от этой сказки. Постепенно становится понятно, что главный герой романа — Зависимость, а сама книга — манифест триумфа зависимости над человеческим духом. Реквием по всем тем, кто ради иллюзии предал жизнь и потерял в себе Человека.

Хьюберт Селби

Контркультура

Похожие книги

Мифогенная любовь каст
Мифогенная любовь каст

Владимир Петрович Дунаев, парторг оборонного завода, во время эвакуации предприятия в глубокий тыл и в результате трагического стечения обстоятельств отстает от своих и оказывается под обстрелом немецких танков. Пережив сильнейшее нервное потрясение и получив тяжелую контузию, Дунаев глубокой ночью приходит в сознание посреди поля боя и принимает себя за умершего. Укрывшись в лесу, он встречает там Лисоньку, Пенька, Мишутку, Волчка и других новых, сказочных друзей, которые помогают ему продолжать, несмотря ни на что, бороться с фашизмом… В конце первого тома парторг Дунаев превращается в гигантского Колобка и освобождает Москву. Во втором томе дедушка Дунаев оказывается в Белом доме, в этом же городе, но уже в 93-м году.Новое издание культового романа 90-х, который художник и литератор, мастер и изобретатель психоделического реализма Павел Пепперштейн в соавторстве с коллегой по арт-группе «Инспекция «Медицинская герменевтика» Сергеем Ануфриевым писали более десяти лет.

Павел Викторович Пепперштейн , Сергей Александрович Ануфриев

Проза / Контркультура / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза
Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов»
Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов»

Конспирология пронизывают всю послевоенную американскую культуру. Что ни возьми — постмодернистские романы или «Секретные материалы», гангстерский рэп или споры о феминизме — везде сквозит подозрение, что какие-то злые силы плетут заговор, чтобы начать распоряжаться судьбой страны, нашим разумом и даже нашими телами. От конспирологических объяснений больше нельзя отмахиваться, считая их всего-навсего паранойей ультраправых. Они стали неизбежным ответом опасному и охваченному усиливающейся глобализацией миру, где все между собой связано, но ничего не понятно. В «Культуре заговора» представлен анализ текстов на хорошо знакомые темы: убийство Кеннеди, похищение людей пришельцами, паника вокруг тела, СПИД, крэк, Новый Мировой Порядок, — а также текстов более экзотических; о заговоре в поддержку патриархата или господства белой расы. Культуролог Питер Найт прослеживает развитие культуры заговора начиная с подозрений по поводу власти, которые питала контркультура в 1960-е годы, и заканчивая 1990-ми, когда паранойя стала привычной и приобрела ироническое звучание. Не доверяй никому, ибо мы уже повстречали врага, и этот враг — мы сами!

Питер Найт , Татьяна Давыдова

Культурология / Проза / Контркультура / Образование и наука