Проклятие Гермеса Трисмегиста

Луч прожектора, освещавший Мышевского, гаснет. Голышкин кладет трубку, сразу же снимает ее и набирает номер. Луч прожектора выхватывает из темноты Ольгу в ночной рубашке.

Ольга. Ох, кто это, в такую рань? Только посмейте сказать, что ошиблись номером!

Голышкин. Это… Профессор Голышкин.

Ольга. Сталвер Ударпятович, это вы? У вас что-то стряслось?

Голышкин. Простите, Ольга Алексеевна, за мой звонок.

Ольга. Все равно мне уже надо было вставать. Рабочий день в поликлинике начинается с восьми утра, будь оно все неладно… Да говорите же наконец, что с вами случилось?

Голышкин. Я подумал… Я хотел спросить… Я вас чем-то обидел сегодня, Ольга Алексеевна? Вы сказали, что не будете приходить ко мне.

Ольга. Ну, что вы, Сталвер Ударпятович. Просто у меня очень много работы. Да вы уже и не нуждаетесь в услугах медсестры.

Голышкин. А вечером, после работы? Не как медсестра… Но как друг… Если вы позволите мне так себя называть.

Ольга. А зачем? Обсуждать вечные проблемы? Как это скучно, Сталвер Ударпятович! Ведь мы об этом говорили. Ваша философия бессмертна. Я, увы, нет.

Голышкин. А если я предложу вам нечто более интересное?

Ольга. И что же? Только, умоляю, не соблазняйте меня звездами в ночном небе. Это чудесно, но… Без-пер-спек-ти-вно. Вы уж извините, профессор!

Голышкин. А, к примеру, спиритический сеанс? Это как, перспективно?

Ольга. (После паузы). Спиритический сеанс, я не ослышалась? Возможно, это могло бы заинтересовать такую девушку, как я.

Голышкин. Так вы… согласны?

Ольга. Пожалуй, не откажусь. И когда случится это волнующее событие?

Голышкин. Очень скоро. Я перезвоню вам, Оля. (Кладет трубку).

Прожектор, освещавший Ольгу, гаснет, затем снова вспыхивает, выхватывая из темноты Мышевского.

Мышевский. Так что вы решили, профессор?

Голышкин. Я согласен.

Мышевский. И… когда?

Голышкин. Мне нужно кое-что подготовить к сеансу. Вас устроит послезавтра?

Мышевский. Разумеется. Вы не возражаете, если я приведу с собой двух своих друзей?

Голышкин. Это было бы даже хорошо. Я как раз думал над тем, где найти недостающих людей. Надо будет составить гексаграмму. А для этого требуются шесть человек.

Мышевский. Как вы сказали? Гексаграмму?

Голышкин. Да. Шестиконечная звезда Соломона – это лучшая геометрическая фигура для спиритического сеанса. Разумеется, можно рассадить всех так, чтобы вышла пентаграмма. Тогда для сеанса потребуется лишь пять человек. Но эффект может быть ослаблен. Впрочем, к чему вам все эти подробности? Важен результат, насколько я понимаю.

Мышевский. Вы правы, профессор. Все остальное абсолютно не важно.

Свет гаснет. В темноте звучат гудки отбоя.

Вспыхивает свет.

Раздается звонок в дверь. Голышкин открывает дверь. Входит Мышевский, следом – Выхухолев и Огранович.

Мышевский. Добрый вечер, профессор. Разрешите представить вам моих спутников. Огранович Елена Павловна, нотариус и мой старый друг.

Огранович. Вернее будет сказать, старый боевой конь.

Мышевский. Предупреждаю, у Елены Павловны специфическое чувство юмора. К нему надо привыкнуть. А это Выхухолев Сергей Юрьевич, врач-психиатр. На современном молодежном сленге, на котором так любит изъясняться ваш сын, Родион, Сергей Юрьевич – кровельщик.

Огранович. И этим все сказано. Вся суть – в одном слове! Нет, я всегда говорила и буду говорить – нынешняя молодежь намного умнее и проницательнее нас. Мы выросли в эпоху, когда все было нельзя. Они – когда все можно. И это сделало их…

Выхухолев. Наглее, беспринципнее и безответственнее, чем мы. Вас, Елена Павловна, ослепляет пристрастие к молоденьким смазливым мальчикам.

Мышевский. Елена Павловна! Сергей Юрьевич! Сейчас не время для споров. Я вас прошу! Представляете, профессор, и так всегда. Стоит им только сойтись…

Голышкин. Тема, которую затронули ваши друзья, для меня животрепещущая. Я могу рассуждать на нее часами. Но вы правы, сейчас не время. Елена Павловна, позвольте! (Пытается поцеловать ее руку).

Огранович. Оставьте, профессор! Возможно, я и женщина, но не настолько, чтобы досаждать этим мужчинам. Так что реверансы со мной ни к чему. Оставьте их для молоденьких кобылок. Я же, как вы уже слышали, старая боевая кляча.

Голышкин. Хм-м, простите… Прошу вас, проходите!