Проклятие или дар

На лице жены появилась гримаса недоверия, разочарования – он не понял, чего именно.

– А знаешь, – проговорила она задумчиво, – может быть, мир, ради разнообразия, открылся тебе таким, какой он есть на самом деле?

– Что за бред?

Марла повела рукой.

– Ну, ты ведь знаешь себя – каков ты на самом деле. Тебя всегда окружала этакая аура совершенства. Люди забывали о своих интересах, чтобы помочь тебе. Возможно, они перестали так поступать, и ты впервые обратил на это внимание.

Допив виски, Майкл поставил бокал на кухонный стол.

– Ерунда, Марла! Ты же сама понимаешь, насколько это смешно.

– В самом деле? Ты скользишь по жизни в золотом сиянии, ожидая, что люди сами уберутся с твоего пути, только потому что ты – это ты. – Она помолчала, потом снова повернулась к раковине. – Я заметила это в тебе в тот самый день, когда мы познакомились. Качество, которым обладают очень немногие из мужчин. Обычно это свойственно только очень красивым девушкам, да и у них это проходит за пару лет. Перед тобой все двери открываются будто по волшебству. Я ни в ком другом такого не замечала, только в тебе. Что ж, возможно, настало время и нам занять место под солнцем.

Майклу уже казалось, что у него случился день откровений, что он вдруг получил возможность увидеть себя со стороны – может быть, сверху.

Поднявшись, он подошел к жене и ласково положил руки на ее бедра.

– Не понимаю, почему ты никогда мне этого не говорила? Почему не была со мной откровенна?

– Какой в этом смысл, если ты не готов быть откровенным с самим собой? – спросила она, убирая его руки. – Но если ты готов к полной откровенности, я скажу тебе еще кое-что. Не уверена, что хочу, чтобы ты когда-нибудь еще прикасался ко мне.

Наступила полная тишина. Шон не спустился вниз, чтобы Майкл поцеловал его на ночь. Он прятался за маминой юбкой, пока она не уложила его спать.

* * *

Он и представить не мог, чтобы ситуация стала еще хуже, но это произошло.

Марла не стала объяснять, почему ей расхотелось, чтобы он к ней прикасался. Ложилась на край постели, подальше от него. Стала спать в футболке и штанах. По утрам вставала и одевалась раньше него. Потом умывалась и кормила сына, пока Майкл еще только просыпался. Они выступали против него малочисленным, но единым фронтом.

Марла отказывалась обсуждать с Майклом причины прекращения их сексуальной жизни, но все-таки сказала, что никто не крадет у него ее любовь. Просто случилось то, что давно и неизбежно должно было случиться.

Спасаясь от холода, царившего в его доме, он стал пропадать на работе. Но и там оказалось не лучше. Дело Трауэрбриджа было проиграно, и теперь все смотрели на него с подозрением, словно поймали на краже канцелярских принадлежностей. Иногда его ругали – не в лицо, но так, чтобы он слышал. В лучшем случае на него не обращали внимания. Майкл обнаружил, что его не приглашают на вечеринки и обеды и что он стал мишенью плоских и глупых шуток. Если он подходил к собравшимся у кофейной машины и пытался завести разговор, коллеги тут же начинали смотреть ему за спину, обнаружив там кого-то более интересного или замечая нечто более интересное. Если он приглашал кого-нибудь посидеть после работы в пабе и поговорить, то ему сразу отказывали, ссылаясь на откровенно нелепые причины и даже не пытаясь придумать что-то правдоподобное.

Мелкие обиды, прежде в жизни Майкла не встречавшиеся, теперь начали накапливаться. Ему поручали самые скучные дела, кто-то оставил на его столе бутылочку ополаскивателя для рта – в офисе распространился слух, что от него дурно пахнет. Даже парковщику хватило наглости посоветовать ему следить за гигиеной.

Наконец, дойдя до ручки, он пригласил в кабинет свою секретаршу и закрыл за ней дверь.

– Мишель, я хочу, чтобы ты честно объяснила мне кое-что, – осторожно проговорил он, садясь и предлагая сесть ей. – Я вижу, что отношение окружающих ко мне резко изменилось за последние две недели, и совершенно не понимаю почему.

– Значит, хочешь знать правду? – спросила Мишель, с подчеркнутым вниманием разглядывая ногти.

– Прошу тебя, – попросил Майкл, готовясь услышать ответ и проанализировать его.

– Ну, это потому что ты относишься к людям так, словно это спутники, вращающиеся вокруг тебя, как вокруг планеты. Я тоже думала, что ты такой вдохновляющий, такой мужественный. Я придумала тебя, создала образ прямого и решительного человека. Теперь я удивляюсь, как могла быть настолько слепой. – Она пошевелилась. – Я могу идти?

– Конечно, нет! – он удивленно фыркнул и взволнованно тряхнул головой. – Объясни, что ты хочешь сказать. Что говорят обо мне остальные?

Уставившись в потолок, Мишель громко вздохнула.

– Думаю, ты и сам знаешь. Что ты эгоистичный, скучный, бесцеремонный человек, и считаешь себя умнее, чем на самом деле. Ты больше нам не симпатичен.

– И ты, сидя в моем кабинете, говоришь мне это все в лицо? – спросил он.