Проклятие Кафки

Да что же это такое?..

Он лежал на боку и с безумным ужасом таращился на какую-то зелено-желтую толстую колбасу с черными пятнами-бородавками, из которой торчали длинные разрозненные чёрные волоски. На колбасе еще имелись бледные короткие щупальца-отростки. И одно из щупальц как раз и ощущалось, как онемевшая рука!

Сделав невероятное усилие, Кафкин сумел перекантоваться на спину – или то, что являлось спиной. Рука (а рука ли?) освободилась.

Так, так, так.

Редкий случай, подумал Кафкин. Глюки – и такие натуральные! Раньше такого не было. Вот, она, значит, как стегает – белая горячка. Но ведь принял-то не слишком много!?

Он закрыл глаза и опять попытался полностью восстановить ход событий. Сколько же он осилил? Да, нет – не больше обычного. Да, кстати – спохватился Кафкин – ведь я же еще и ночью пробуждался. Да, было дело. И … и настоечку даже пил. Настоечку … отвар травяной …

Тут вдруг по его новой спине пробежала паническая дрожь.

Разом вспомнился оранжевый, вручающий бутылку в начале вечера, и говорящий, что – не больше глотка в неделю. Отвар гималайский, говорит …

Ах, ты, сволочь лысая, мелькнула вдруг страшная догадка в голове Кафкина. Подсунул свое зелье, подлец, и – тю-тю!

Но ведь этого не может быть?!

Не бывает такого, чтобы человек выпил чай из трав, и превратился …

В кого?

Он снова открыл глаза и попытался приподняться на сундуке, опираясь на него руками.

Батюшки, да сколько ж рук-то у него?

Григорий Францевич – совершенно потрясенный – смотрел на свои руки. Да какие же это руки, мать вашу!

Пальцев не было, да что – пальцы!? Рук не было – вот беда. Какие-то щупальца-придатки, черт их дери! Да еще в таком количестве.

Ворочаясь и изгибаясь на сундуке, Кафкин все-таки смог чуть приподняться, и все более утверждался, что вовсе это с ним и не белая горячка происходит.

А что?

А то, что он – бывший майор стройбата и замполит, коммунист (билет сохранил!) и идейный материалист, всегда отвергавший чудеса и прочую поповщину – стал гусеницей!

Гусеницей!

Нет! Это же совершенно невозможно, тем более в свете обнаружившегося пражского предка – классика мировой литературы!

Вот тебе, кстати сказать, и – классик. Родственничек. Кафка. Это ж, прямо – проклятье какое-то …

Проклятье Кафки!

И как быть с покупкой «Мерседеса»? Опять же – жена. ЭТА – точно не поймет и скандал устроит!

Надо что-то делать, панически подумал Кафкин.

Нет, но каков мерзавец этот оранжевый!? Перерожденец! Прикинулся овечкой, и проник в дом в волчьей шкуре! Или – наоборот? Неважно. А важно, что плел про переселение душ он не просто так!

А что ему было надо? Почему именно Кафкина решил превратить в гусеницу?

А все очень просто, тотчас же догадался Григорий Францевич. Все проще пареной репы: он же сам сказал, что бывал в Индии. Вот и ответ! Его там ЦРУ завербовало с целью проведения диверсий против военнослужащих Советской Армии. Элементарно! Орудуют на-пару с этим журналюгой – вынюхивают, кто уволился, и – тут, как тут. Подарочек, дескать, принесли. А сами-то … Интервью, говорит, про неуставные отношения. Ах, прихвостень натовский! Под таким соусом решил военные тайны выведать!

От всех этих мыслей, вихрем пронесшихся в его голове, Кафкин вспотел и невероятно возбудился. Он стал ерзать на сундуке, пытаясь принять сидячее положение.

Нет, этого так нельзя оставить. Надо действовать! Немедленно сообщить компетентным органам, что в городе объявились американские шпионы, ставящие целью уничтожение командного состава российских вооруженных сил. Вероятно, применяют специальные бактериологические разработки из Пентагона!

Руки, а вернее сказать, омерзительные щупальца, постепенно стали ощущаться, и спустя некоторое время Григорий Францевич уже смог более-менее сносно ими управлять. Примерно через полчаса он устроился на сундуке в виде буквы «С», и, опираясь спиной на чуланную стенку, смог себя полностью осмотреть.

Так и есть – гусеница! Конечно, не в пример огородной мелюзге – огромная, но, однако же – гусеница. Шестнадцать рук … или ног? На груди – три пары. А еще пониже, уже от … живота, или, как это должно называться, отходили еще четыре пары … этих самых … да на конце туловища были еще две. Пожалуй, это все же – ноги, подумал Кафкин. Ведь пальцев – нет. На средних еще расположены какие-то крючечки, да только ими без пальцев взять решительно ничего нельзя. Это, кстати сказать, плохо еще и тем, что невозможно узнать, сколько времени? Командирские часы, что были на руке Кафкина, соскользнули во сне на пол, и надо было заниматься их поиском.

Эх, капустного бы рассольчику сейчас! Или просто – погрызть кочанчик!

Кафкин стал осторожно перемещать свое ОКОНЧАНИЕ на пол. Главное – не потерять с непривычки равновесие, а то грохнешься, да и расшибешься. Судя по всему, костей-то теперь в организме нет. А, может, это и хорошо? Нет костей – и ломаться нечему. А – голова? Череп-то остался твердый, человеческий? Эх, зеркала жаль в чулане не догадался повесить!

За дверью послышались голоса.

Тесть с тещей. Эти рано встают – не спится им, видите ли. Да и день в Биробиджане уже давно настал.