Проклятие королей

– Не говори нет, – быстро вступает Джеффри. – Подумай, чем мы можем стать, подумай, мы можем вернуться на трон. Их сын был бы Плантагенетом, новой Белой Розой на троне Англии. И мы снова стали бы королевской семьей.

– Скажи ему, что пока это невозможно, – решаю я. – Я пока даже не стану с ней об этом заговаривать.

На мгновение, лишь на мгновение я задумываюсь о том, что мой сын наконец вернется домой, вернется с триумфом, героем церкви, готовым защитить церковь Англии, принцессу и королеву.

– Согласна, предложение хорошее. Это великолепная возможность для страны и невероятное, знаменательное восстановление положения для нас. Но пока не время, не сейчас. Пока мы связаны покорностью королю. Нам придется подождать, пока Папа подкрепит свои слова. Пока Генриха не отлучат от церкви – тогда мы сможем действовать. Тогда принцесса будет свободна от долга подданной и дочери.

– Этот день настанет, – заявляет Джеффри. – Я напишу Реджинальду, скажу, чтобы повлиял на Папу. Папа должен объявить, что никто не обязан подчиняться королю.

Монтегю кивает.

– Его должны отлучить. Только так нам откроется путь.

Болье, Эссекс, осень 1533 года

Джон Де Вер, граф Оксфорд, человек Генриха до мозга костей, презренный сторонник Ланкастеров не в первом поколении, въезжает по длинной аллее в красивые главные ворота и останавливается во внутреннем дворе Болье с двумя сотнями всадников в легких доспехах, под собственным стягом.

Принцесса Мария, стоя рядом со мной у окна, выходящего во двор, видит, как спешиваются вооруженные люди.

– Он что, боится беды на дороге, потому и путешествует с таким войском?

– Де Веры скорее несут беду, чем встречаются с нею, – кисло отвечаю я, хоть и знаю, что дороги для королевских слуг небезопасны.

Народ обижен и подозрителен, все боятся сборщиков налогов, боятся новых властей, которые приезжают осматривать церкви и монастыри. Никто больше не кричит приветствия, увидев розу Тюдоров, а если видят герб Анны, – она теперь изображает сокола клюющим гранат, чтобы похвастаться победой над нашей королевой Катериной, – то плюют на дорогу перед ее лошадьми.

– Я спущусь поздороваться, – говорю я. – Ждите у себя.

Я закрываю за собой дверь и медленно спускаюсь по большой каменной лестнице в переднюю, где Джон как раз бросил шляпу на стол и стягивает кожаные перчатки.

– Лорд Джон.

– Графиня, – довольно любезно отзывается он. – Могу я на день выпустить лошадей на ваши луга? Мы ненадолго.

– Конечно, – говорю я. – Вы отобедаете с нами?

– Было бы замечательно, – отвечает он.

Де Веры всегда были отличными полевыми солдатами. Их семья была в изгнании с Генрихом Тюдором и вернулась на Босуортское поле, чтобы пожрать Англию.

– Я приехал к леди Марии, – резко говорит он.

Я чувствую, как меня прохватывает холодом, когда он так ее называет. Словно, отказывая ей в имени, он объявляет нашу принцессу мертвой. Помолчав мгновение, я пристально смотрю на Де Вера.

– Я провожу вас к Ее Светлости принцессе Марии, – ровно произношу я.

Он кладет руку мне на рукав. Я не стряхиваю ее, просто молча смотрю на него. Лорд Джон неловко убирает руку.

– Позвольте, я дам совет, – говорит он. – Досточтимой, уважаемой, любимой родственнице английского короля. Один совет…

Я жду в ледяном молчании.

– Воля короля такова: ее следует называть леди Марией. Так и будет. Если она пойдет против него, ей же будет хуже. Я приехал, чтобы сказать, что она должна покориться. Она незаконнорожденная. Король будет ее наставлять и заботиться о ней, как о незаконной дочери, и она примет имя леди Мария Тюдор.

Я чувствую, как к моему лицу приливает кровь.

– Она не незаконная, а королева Катерина не была шлюхой. Любой, кто так скажет, лжец.

Лорд Джон не может смотреть мне в лицо, когда на устах его ложь, а я пылаю гневом. Он отворачивается от меня, словно стыдится самого себя, и поднимается в зал аудиенций. Я бегу следом; мне приходит безумная мысль заслонить собой дверь и не дать ему сказать нашей принцессе ужасные слова.

Он входит без доклада. Едва кланяется ей, а я вбегаю слишком поздно, чтобы помешать ему доставить его позорное послание.

Принцесса выслушивает его. Не отвечает, когда он обращается к ней как к леди Марии. Она не мигая смотрит на него, смотрит сквозь него своими темно-голубыми глазами, и он, в конце концов, начинает повторяться, терять нить, а потом умолкает.

– Я напишу отцу. Его Светлости, – коротко говорит она. – Вы можете отвезти письмо.

Принцесса поднимается и проходит мимо лорда Джона, не задерживаясь, чтобы посмотреть, поклонится он ей или нет. Джон де Вер, разрываясь между прежней привычкой к почтению и новыми правилами, рывком склоняется, рывком распрямляется и в итоге неуклюже застывает, как дурак.

Я следую за принцессой в ее личные покои и вижу, как она садится к столу и берет лист бумаги. Она осматривает острие пера, макает его в чернила, тщательно вытирает и начинает писать своим уверенным изящным почерком.

– Ваша Светлость, тщательно все обдумайте, прежде чем писать. Что вы ему напишете?