Проклятие королей

Я не жду приглашения ко двору на Рождество, хотя слышала, что праздник готовится большой, отмечают новую беременность. Говорят, женщина, называющая себя королевой, ходит, высоко подняв голову, и все время прижимает руку к животу, а на ее корсаже расставляют кружева. Говорят, она уверена, что в этот раз будет мальчик, я представляю, как она каждую ночь стоит на коленях, молясь о сыне.

Сомневаюсь, что в подобных обстоятельствах при дворе понадобится моя помощь. Я присутствовала при стольких королевских родах, что меня словно темный плащ окутывает разочарование. Сомневаюсь также, что при дворе хотят видеть принцессу, поэтому приказываю приготовиться к празднику в Болье. Но я не жду, что принцесса будет весела, ей не разрешают даже послать матери подарок и добрые пожелания к Рождеству. Подозреваю, что женщина, зовущая себя королевой, не велела посещать королеву или посылать ей подарки; но принцесса есть принцесса, и ее положение требует, чтобы мы отпраздновали Рождество.

Деревенским жителям запрещено выказывать почтение, но очень трогательно наблюдать, как они выражают любовь и поддержку. К нашей двери бесконечно несут яблоки, сыры и даже копченые окорока – с добрыми пожеланиями от фермерских жен. Вся моя семья, даже самые дальние родственники, присылает принцессе к Рождеству небольшие подарки. Церкви на мили вокруг молятся за нее и ее мать, и все слуги в доме, и каждый гость называют ее «Ее Светлость принцесса» и прислуживают ей, опустившись на колено.

Я не приказывала им чтить принцессу и не повиноваться королю, но в нашем доме в Болье все так, будто он ничего и не говорил. Многие слуги принцессы с нею с самого ее детства, она всегда была для нас «Ее Светлостью», даже если бы хотели ее переименовать, то не смогли бы запомнить новое имя. Леди Анна Хасси смело называет ее истинным титулом, а когда кто-нибудь делает ей замечание, отвечает, что ей сорок три и она слишком стара, чтобы менять привычки.

Ясным зимним утром мы с принцессой садимся на лошадей, чтобы отправиться на охоту. Мы в главном дворе дома, немногочисленные придворные принцессы сидят в седлах, готовые выехать, передают друг другу стремянную чашу с горячим вином, чтобы согреться, повсюду снуют гончие, обнюхивая все вокруг и временами принимаясь возбужденно лаять. Конюший принцессы помогает ей сесть в седло, пока я стою у головы лошади и похлопываю ее по шее. Не задумываясь, я сую палец под подпругу, чтобы проверить, достаточно ли туго она затянута. Конюший улыбается и слегка кланяется мне.

– Я бы не оставил подпругу для Ее Светлости незатянутой, – говорит он. – Никогда.

Я краснею, устыдившись.

– Знаю, что не оставили бы, – отвечаю я. – Но я не могу позволить ей сесть в седло, не проверив.

Принцесса Мария смеется.

– Она бы меня усадила, как ребенка, вам за спину, если бы могла, – шаловливо произносит она. – Она бы меня на осла пересадила.

– Я должна вас беречь, – говорю я. – В седле или вне его.

– На Вороной ей ничего не грозит, – говорит конюший, а потом его внимание привлекает нечто у ворот, он оборачивается и тихо сообщает мне: – Солдаты!

Я взбираюсь на подножку, чтобы посмотреть поверх мотающихся конских голов, и вижу вбегающих во двор солдат, а позади них человека на крупном коне, под развевающимся стягом.

– Томас Говард, герцог Норфолк.

Принцесса Мария делает движение, словно хочет спешиться, но я киваю ей, чтобы оставалась в седле, и стою высоко, как статуя на пьедестале, дожидаясь, пока герцог Норфолк подъедет ко мне.

– Ваша Светлость, – холодно произношу я.

Я любила его отца, старого герцога, который был верным сторонником королевы. Я люблю его жену, свою кузину, с которой он дурно обращается. Мне в нем ничего не нравится, он занял место своего великого отца, унаследовав все его честолюбие, но не его мудрость.

– Миледи графиня, – говорит он и смотрит за мое плечо на принцессу. – Леди Мария, – очень громко произносит он.

Услышав его, толпа волнуется, словно все хотят ему возразить. Я смотрю, как глава его стражи быстро осматривается, словно подсчитывая нас и оценивая опасность. Я вижу, как он отмечает, что мы собрались на охоту и многие мужчины при кинжалах. Но Говарду ничего не грозит, он велел страже ехать полностью вооруженной, готовой к бою.

Я хладнокровно пересчитываю солдат и оружие, потом перевожу взгляд на сурового герцога и гадаю, чего он надеется добиться. Принцесса Мария слегка отвернулась, словно не слышит его, словно не знает, что он стоит перед нею.

– Я привез вам новости об изменении вашего положения, – говорит он, достаточно громко, чтобы принцесса услышала; она по-прежнему не удостаивает его взглядом. – Его Светлость король приказывает вам явиться ко двору.

Тут он застает ее врасплох. Она поворачивается с озаренным лицом, улыбаясь.

– Ко двору? – спрашивает она.

Он мрачно продолжает. Я понимаю, что ему это не доставляет радости. Ему придется выполнить грязную работу, чтобы послужить королю и женщине, которая теперь зовет себя королевой.