Проклятие королей

– А он пожаловался Джейн, и она думает, что я пытаюсь заполучить ее наследство до его смерти, залезаю в карман мертвеца, и над моей бедной головой разразилась гроза. Теперь она пожаловалась нашему кузену Артуру Плантагенету и нашему родственнику, старому графу Эранделу, и они угрожают, что пожалуются на меня королю. Они считают, что я пытаюсь обманом выманить у старика его земли! Обкрадываю своего тестя!

– Нелепость, – из верности говорю я. – И потом, тебе не о чем волноваться. Генрих не станет слушать обвинения против тебя. Не от наших кузенов. Не сейчас. Не тогда, когда он хочет, чтобы Англия побеждала на турнирах.

Л’Эрбер, Лондон, весна 1521 года

Благосклонность короля к моему сыну Артуру неизменна. Артур пребывает в самом сердце веселящегося, играющего, пьющего и распутничающего двора. Все шумные и непочтительные молодые люди, которых изгоняли от двора, вернулись по одному, забыв, что им это запрещено и что король, как предполагалось, исправился. Генрих не сдерживает их и не корит, ему нравится быть среди них, быть таким же разгульным и свободным, как они. Артур рассказывает, что король спускает шутки и замечания, которые задевают самый его престол, что герцог Бекингем выходит из себя, говоря, что двор больше похож на пивную, чем на обитель величия, и жалуется, что Уолси принес в Вестминстер обычаи Ипсвича.

С тех пор как эти молодые люди вернулись с Поля Золотой парчи, они буйствуют хуже, чем прежде, их переполняет радость победы, сознание собственной молодости и красоты, острое как никогда. Это двор молодых, полных яростных желаний и вкуса к жизни, и никто не может их остановить или призвать к порядку.

Дамы королевы, довольные, что вернулись в Англию, покинув французский двор, где царит жестокое соперничество, щеголяют французскими модами и упражняются во французских танцах. Некоторые приобрели французский акцент, мне это кажется смехотворным, но его принято считать изысканным – или, как сами они говорят, tres chic. Причудливее и уж точно тщеславнее всех держится Анна Болейн, сестра Марии и Джорджа, которая, благодаря обаянию отца, провела детство при французских дворах и совсем позабыла об английской скромности, если она у нее когда-то была. Теперь, когда она вернулась из Франции, вся семья сэра Томаса при дворе: Джордж Болейн, его сын, служил королю почти всю жизнь, его жена Елизавета и недавно вышедшая замуж Мария вместе со мной состоят при покоях королевы.

Моего кузена герцога Бекингема все дальше оттесняют от этого сошедшего с ума по Франции и модам двора, он оберегает семейную честь, ведь моя дочь Урсула подарила ему внука, и у нас есть новый малыш Генри Стаффорд, чьи пеленки и покрывала колыбели расшиты герцогскими земляничными листьями, и герцог горд тем, что явилось новое поколение королевской крови.

Происходит нечто ужасное. Король моет руки в золотой чаше перед обедом, отходит к трону под королевский балдахин и садится, а кардинал подзывает слугу и окунает пальцы в ту же золотую чашу, в воду короля. Мой кузен герцог издает рев и сшибает чашу на пол, обливая водой длинное красное одеяние, он буйствует, как безумец. Генрих оборачивается на шум, смотрит через плечо и смеется, словно все это не важно.

Кузен что-то произносит в ярости про достоинство трона, на которое не должны посягать выскочки, и смех Генриха обрывается, и он смотрит на моего кузена. Смотрит долгим ровным взглядом, словно думает о чем-то, кроме золотой чаши, вращающейся на полу и бросающей золотые отсветы на сапоги короля, залитое водой облачение кардинала и топающие ноги моего кузена. Какое-то мгновение мы все это видим: при слове «выскочки» у Генриха на лице появляется настороженное подозрительное выражение, как у отца.

Этой весной я на много дней удаляюсь от двора. Время свое я делю между заботами о лондонском доме, Л’Эрбер, и принцессой Марией. Мои обязанности леди-воспитательницы при ней всерьез начнутся лишь тогда, когда она отправится в классную комнату, но она такая умница, что я хочу, чтобы она пораньше начала учиться, и люблю читать ей перед сном, слушать, как она поет, учить ее молитвам и танцам, когда в ее покоях играют мои музыканты.