Все внезапно замирает и затихает. Я слышу быстрый стук и понимаю, что это звук моего сердца отдается у меня в ушах.
– За что?
– За измену.
Одно слово, а в комнате будто свистнул топор. Болейн смотрит на меня, его бледное лицо исполнено страха. Я знаю, что на вид совершенно бесстрастна, мои челюсти твердо сжаты, чтобы от ужаса не застучали зубы.
– Его вызвали в Лондон, к королю, в Гринвич. Он садился на свою барку, собираясь к Его Светлости, когда капитан королевских йоменов взошел на борт со своими людьми и сказал, чтобы корабль направлялся в Тауэр. Вот так.
– Что говорят, в чем его обвиняют?
– Не знаю, – начинает сэр Томас.
– Знаете, – настаиваю я. – Вы сказали: «Измена». Так рассказывайте.
Он увлажняет пересохшие губы, сглатывает.
– Пророчество, – говорит он. – Он встречался с картузианцами.
Это не преступление. Я встречалась с картузианцами, я молюсь в их часовне, мы все там молимся. Они приняли Реджинальда в Шинском приорате, обучали его и растили, это добрый орден набожных людей.
– В этом нет ничего дурного, – твердо говорю я. – Они ни в чем не замечены.
– Говорят, что у них в Шинской библиотеке есть пророчество, говорящее, что народ призовет герцога на трон, – продолжает он. – Парламент предложит ему корону, как в свое время Генриху Тюдору.
Я прикусываю губу и молчу.
– Говорят, герцог сказал, что король проклят, что у него не будет законного сына и наследника, – тихо произносит сэр Томас. – Он сказал, одна из дам королевы говорила о проклятии Тюдоров. Одна из дам сказала, что сына не будет.
– Кто? Имя известно? Кто эта неосторожная дама?
Я чувствую, как у меня начинают трястись руки, и складываю их на коленях, прежде чем сэр Томас увидит. Я вспоминаю, что он – зять герцога Норфолка и что именно герцог Норфолк, как глава суда пэров, будет судить моего кузена по обвинению в измене. Я гадаю: пришел Болейн ко мне как мажордом, чтобы предупредить, или как шпион герцога, чтобы на меня донести.
– Кто мог такое сказать? Ваши дочери об этом не говорили?
– Ни одна из них такого не скажет, – быстро отвечает он. – Это духовник герцога дал против него показания. И его мажордом, и слуги. Ваша дочь никогда об этом не говорила?
Я качаю головой от такой находчивости. Мажордом герцога останавливался у меня, я молилась с его духовником. Моя дочь живет в доме герцога и все с ним обсуждает.
– Моя дочь никогда не стала бы ни слушать, ни повторять такое, – отвечаю я. – А духовник герцога не мог его оговорить. Он связан тайной исповеди. Он не может открывать, о чем человек молится.
– Кардинал сказал, что теперь может. Это новое постановление. Кардинал говорит, что долг священника перед королем выше, чем его обет церкви.
Я теряю дар речи. Этого не может быть. Кардинал не мог изменить правило, защищающее сказанное на исповеди, правило, которое заставляет священника хранить молчание, как хранит его Господь.
– Так это кардинал собирает свидетельства против герцога?
Болейн кивает. Именно. Уолси уничтожает своего соперника в борьбе за расположение и внимание короля, это давняя война. Вода, пролитая на облачение кардинала, оставила пятно, которое должно быть смыто, кроваво-красное. Уолси жаждет отомстить.
– Что будет с герцогом?
Незачем спрашивать, я знаю. Я знаю, каково наказание за измену. Кто знает это лучше меня?
– Если признают виновным, обезглавят, – тихо произносит Болейн.
Он ждет, пока я осмыслю то, что и так знаю. А потом произносит то, что еще хуже.
– И остальных тоже допрашивают. Есть подозрение, что там заговор. Клика.
– Кого? Кто остальные?
– Семью, друзей, близких.
Это моя семья, мои друзья, мои близкие. Обвиняемый – мой кузен и друг, моя дочь Урсула замужем за его сыном.
– Кого именно допрашивают?
– Его и вашего кузена, Джорджа Невилла.
Я делаю вдох.
– И все?
– Его сына, вашего зятя, Генри Стаффорда.
Друг Джеффри, муж Урсулы. Я втягиваю воздух.
– Кого еще?
– Вашего сына Монтегю.
Я едва могу дышать. Воздух в этой крохотной комнатке так сгустился, что мне кажется, будто на меня наваливаются стены.
– Монтегю невиновен, – веско произношу я. – А Артура никто не назвал?
– Пока нет.
Мы переплетены, как ветви растения, Planta genista, в честь которого получили имя. Моя дочь Урсула замужем за сыном герцога. Мы с ним кузены. Мои мальчики выросли в доме другого моего кузена, Джорджа Невилла, который женат на дочери герцога. Мой сын Монтегю женат на его дочери. Более близкого родства не бывает. Так водится в знатных родах: браки и свойство, объединение усилий. Так мы удерживаем богатство в семье, сосредотачиваем власть, объединяем земли. Но взгляни на это осуждающе, взгляни с подозрением – сложится впечатление, что мы составляем клику, заговор.
Я тут же думаю о Джеффри, который служит пажом при покоях королевы. По крайней мере, в его верности никто не должен усомниться. Ему не должно ничто угрожать. Если с Джеффри все в порядке, я смогу вынести что угодно.
– Против Джеффри ничего? – без выражения произношу я.
Болейн качает головой.
– Меня будут допрашивать? – спрашиваю я.
Он слегка отворачивается от меня, выказывая холодность.
– Да. Обязаны. Если в доме есть что-то…