Проклятие королей

Я сижу с дамами королевы. Они болтают, стреляя глазами в сторону друзей короля, голоса их звучат громко и манерно, головы крутятся по сторонам, они все время пытаются поймать взгляд короля, встретиться с ним глазами. Мне хочется схватить какую-нибудь, все равно какую, встряхнуть глупую и сказать: «Это не обычный вечер. Если у вас есть какое-то влияние на короля, вы должны использовать его ради моих мальчиков. Если будете с ним танцевать, скажите, что мальчики ни в чем не виноваты. Если вы такая глупая потаскуха, что будете с ним спать, то шепните ему на ухо в постели, чтобы помиловал моих мальчиков».

Я сжимаю зубы и проглатываю свою тревогу. Смотрю на короля и, когда он поднимает на меня глаза, слегка киваю, как принцесса, и посылаю ему теплую, исполненную уверенности улыбку. Его взгляд безразлично задерживается на мне на мгновение, а потом король отводит глаза.

После ужина нас ждут танцы и пьеса. Кто-то сочинил маску, потом устраивают поэтический турнир, на котором все по очереди сочиняют строки. Изысканное вечернее развлечение, и в другое время я бы сама придумала строку или рифму, чтобы сыграть свою роль при дворе; но сегодня я не могу совладать с мыслями. Я сижу посреди веселья словно немая. Меня оглушает страх. Кажется, проходит вечность, прежде чем королева улыбается королю, поднимается с места, делает перед королем реверанс, целует его на ночь и уходит из комнаты, а за ней следуют ее дамы, пара из которых покидает зал лишь для приличия, чтобы прокрасться потом обратно.

В своих покоях королева отсылает прочь всех, кроме Марии Болейн и Мод Парр, которые снимают с нее головной убор и кольца. Служанка расшнуровывает ее платье, рукава и корсаж, другая помогает ей облачиться в вышитую ночную рубашку; королева накидывает на плечи теплый халат и машет всем, чтобы удалились. Вид у нее усталый, я вспоминаю, что она уже не та девочка, что прибыла в Англию выйти замуж за принца. Ей тридцать пять, и принц, который спас ее от нищеты и бедствий, теперь ожесточился. Она делает мне знак, чтобы я села рядом с ней в кресло у камина. Мы ставим ноги на решетку, как когда-то в Ладлоу, и я жду, чтобы она заговорила.

– Он не стал меня слушать, – медленно произносит она. – Знаете, я его таким прежде не видела.

– Вы знаете, где мой Артур?

– Отослан прочь.

– Не арестован?

– Нет.

Я киваю. Господи, пусть он отправится к себе домой, в Бродхерст, или ко мне, в Бишем.

– А Монтегю?

– Казалось, я снова слышу отца Генриха, – задумчиво отзывается она. – Он будто говорил устами Генриха, словно того не любили, не почитали и не берегли много лет. Думаю, он начал бояться, Маргарет. Он боится точно так же, как всегда боялся его отец.

Я не свожу глаз с красных угольков на решетке. Я жила под властью короля, исполненного страха, и знаю, что страх заразен, как потливая горячка. Испуганный король сперва боится врагов, потом друзей, потом не может отличить их друг от друга, а там уже и все в королевстве начинают бояться, что не могут никому верить. Если Тюдоры возвращаются к страху, то годы счастья для меня и моей семьи окончены.

– Он не может бояться Артура, – без выражения произношу я. – Не может сомневаться в Монтегю.

Катерина качает головой.

– Это все герцог, – говорит она. – Уолси убедил короля, что герцог Бекингем предвидел нашу смерть, конец нашего рода. Духовник герцога нарушил обет молчания и рассказал ужасные вещи, о предсказаниях и рукописях, пророчествах и звездах в небе. Он говорит, что ваш кузен герцог говорил о смерти Тюдоров и о проклятии, наложенном на род.

– Не со мной, – отвечаю я. – Никогда. И не с моими сыновьями.

Она ласково накрывает мою руку своей.

– Герцог говорил с картузианцами из Шина, все знают, как близка к ним ваша семья. Реджинальда они вырастили! А герцог близко с Монтегю, он свекор вашей дочери. Я знаю, что ни вы, ни ваши родные не станете произносить изменнические речи. Я знаю. Я так и сказала Генриху. И я снова с ним поговорю. К нему вернется смелость, я знаю. Он придет в себя. Но кардинал рассказал ему о проклятии на роде Тюдоров, которое говорило, что умрет принц Уэльский, наш Артур, и следующий принц, и род закончится девочкой, девственницей, Тюдоров больше не будет, и в итоге окажется, что все это было зря.

Это похоже на проклятие, которое произнесла когда-то моя кузина, королева Елизавета. Я гадаю, неужели это и правда наказание тем, кто убил наших мальчиков в Тауэре. Тюдоры точно убили моего брата, точно убили претендента, возможно, убили йоркских принцев. Потеряют ли они сыновей и наследников, как потеряли мы?

– Вы знаете об этом проклятии? – спрашивает меня моя подруга королева.

– Нет, – лгу я.