Проклятие королей

Десять лет назад она бы тут же пошла в его покои, отвела бы его в сторону, прикоснувшись к руке, быстро улыбнулась, и он бы сделал, что она сказала. Пять лет назад она бы пошла в его покои, дала ему совет, и он бы прислушался к ее мнению. Всего два года назад она ждала бы, пока он придет в ее покои перед обедом, и тогда сказала бы, как правильно поступить, а он бы тут же так и сделал. Но сейчас она знает, что король может беседовать с кардиналом, может играть в карты со своими фаворитами, может гулять в саду под руку с хорошенькой девушкой, шепча ей на ухо, рассказывая, что никогда, никогда так не желал женщину, что голос ее подобен музыке, а улыбка – ясному солнцу, и ему неинтересно мнение жены.

– Я подожду до обеда, – решает королева.

Я сижу с королевой, пока король не приходит с друзьями, чтобы сопроводить ее и ее дам к обеду. Я собиралась встретить Артура улыбкой, шепнуть ему предупреждение и увидеться с ним позже. Но когда распахивают двойные двери и Генрих входит в комнату – красивый, смеющийся – и кланяется королеве, Артур не следует за ним.

Я делаю реверанс, приклеив к лицу улыбку, как маску, и по моей спине бежит холодный пот. Все здесь: Чарльз Брэндон, Уильям Комптон, Фрэнсис Байан, Томас Уатт, все, кого я могу вспомнить, здесь, все на месте, все смеются какой-то своей шутке, о которой обещают рассказать, когда сложат о ней сонет; но Артура Поула нет. Моего сына нет, и никто об этом ничего не говорит.

Одна из девушек роняет книгу, которую читала, и наклоняется, чтобы ее поднять. Присев в глубоком реверансе перед королем, прижимает книгу к корсажу, подчеркивая любовь к науке и привлекая взгляд к теплой манящей коже шеи и груди. Я вижу блестящие темные волосы под французским чепцом и блеск золотого вензеля «Б» с тремя кремовыми жемчужными каплями, низко висящего у нее на шее; но король кланяется жене и вовсе не замечает девушку.

Дамы выстраиваются по ранжиру за королевой, я вижу Марию Болейн, пихающуюся локтями за место с Джейн Паркер, но, улыбаясь им, я повсюду ищу и не нахожу своего сына Артура; и я не знаю, где он нынче вечером.

Томас Мор ждет у дверей в обеденный зал, пока дамы и господа придворные занимают свои места, опустив мясистое лицо, погруженный в глубокую задумчивость. Он, верно, ждет своего хозяина кардинала, он может продумывать обвинение против моего сына.

– Советник Мор, – вежливо говорю я.

Он, вздрогнув, оборачивается и видит меня.

– Простите, что прервала ваши размышления. Один из моих сыновей ученый, и я видела его в глубокой задумчивости, совсем как вы сейчас. Он корит меня, если я его прерываю.

Мор улыбается:

– Я бы задумался, прежде чем прервать размышления Реджинальда, но на мой счет не тревожьтесь. Я просто замечтался. Но Реджинальду все же не следует корить мать. Сыновнее послушание – священный долг.

Он улыбается, словно сам себя насмешил.

– Так я все время говорю своим детям. Конечно, это правда, но дочь обвиняет меня в предвзятости.

– Вы что-нибудь знаете о других моих сыновьях, Монтегю и Артуре? – спрашиваю я. – Я сегодня не вижу здесь Артура.

И тут происходит худшее. Он смотрит на меня не с презрением за то, что вырастила предателей, он смотрит не с гневом за то, что я пытаюсь говорить о них с ним. Он смотрит с величайшим сочувствием, как смотрят на женщину, которая потеряла кого-то из близких. Пристальный взгляд его темных глаз говорит мне, что он считает меня матерью, лишившейся сыновей, той, чьи дети уже мертвы.

– Я был очень опечален известием о том, что лорд Монтегю арестован, – тихо произносит он.

– А Артур? Вы не сказали ничего об Артуре.

– Он изгнан от двора.

– Где он?

Он качает головой:

– Я не знаю, куда он направился. Если бы знал, то сказал вам, Ваша Милость.

– Сэр Томас, мой сын Монтегю ни в чем не виновен. Вы можете замолвить за него словечко? Можете сказать кардиналу, что он ничего не сделал?

– Нет, не могу.

– Сэр Томас, королю не следует внушать, что он может делать с законом, что пожелает. Ваш хозяин – великий мыслитель, мудрый человек, он должен знать, что королям следует жить по закону, как и всем их подданным.

Мор кивает, словно согласен со мной.

– Все короли должны жить по закону; но я думаю, этот король начинает понимать свою власть. Он понимает, что может менять законы. Нельзя убедить взрослого мужчину стать послушным, как дитя. Став мужем, может ли он снова сделаться ребенком? Кто прикажет королю, если он перестал быть принцем? Кто осмелится повелевать львом, который понял, что он больше не львенок?

Кардинал сидит по левую руку от короля за обедом, королева с другой стороны. Никто из наблюдающих за увлеченным разговором короля с кардиналом и случайными фразами, обращенными к королеве, не усомнится в том, кто теперь главный советник. Мужчины беседуют, сблизив головы, словно они одни.