Проклятие королей

– О чем вы? – от страха я впадаю в ярость.

– Не знаю! – выпаливает он. – Не знаю! Откуда мне знать? Я не имею касательства к пророчествам и предсказаниям давно ушедшим королям. В моем родовом древе нет гигантов, как у вас, Невиллов. И трех солнц в небе, как у вас, Йорков. Я не потомок водной богини, которая вышла из реки, чтобы сочетаться со смертным! Когда основали ваш род, о нас никто не слышал. Когда ваши дядья сидели на троне, мои были тихими горожанами. Я не знаю, что у вас может быть, что вы могли сохранить от тех времен: знамя, стяг, поминальник или письмо. Что угодно, что выдает ваше происхождение, вашу королевскую кровь, какое-нибудь пророчество о том, что трон был когда-то вашим и снова станет. Но что бы у вас ни было, Ваша Милость, изымите это и сожгите. Нет ничего, что стоило бы хранить при такой опасности.

Первое, что я делаю, – это отправляю письмо Джеффри, веля ему немедленно ехать в Бишем и оставаться там, пока я ему не напишу. Ни с кем не разговаривать, никого не принимать. Слугам он должен сказать, что болен, сделать вид, что это может быть потливая горячка. Если я буду знать, что он в безопасности, то смогу бороться за других сыновей. Я посылаю старшего конюха в Тауэр, чтобы выяснить, кто за его высокими серыми стенами и что о них говорят.

Одну из своих дам я отправляю к Урсуле, сказать ей, чтобы взяла сына, ехала в Л’Эрбер и сидела там, пока мы не поймем, что нам делать. Пажа я посылаю к Артуру, чтобы сказать, что немедленно направляюсь ко двору, где мы с ним увидимся.

Я велю снарядить барку и отвезти меня вниз по течению. Двор сейчас в Гринвиче, я тихо сижу на своей скамье у кормы барки с парой дам и настраиваюсь на то, чтобы быть терпеливой, когда за верхушками деревьев, покрытых свежими листьями, появляются высокие башни.

Барка причаливает, гребцы встают с веслами на караул, когда я схожу на берег. Мне нужно подождать, пока все соберутся и подготовятся, а потом я прохожу мимо них с улыбкой, сдерживая желание бежать в покои королевы. Я медленно иду по гравийной дорожке и слышу шум со стороны конюшен: въехали с полдюжины всадников, зовут конюхов. Страж открывает передо мной садовую калитку, ведущую к лестнице королевы. Я киваю в знак благодарности и поднимаюсь, без спешки, дыхание мое ровно, сердце не частит, когда я дохожу до верха.

Стражник у двери приветствует меня и отступает в сторону, я вхожу и вижу королеву, сидящую на сиденье под окном; она смотрит в сад, в руках у нее льняная рубашка с прекрасной вышивкой, одна из дам читает какую-то рукопись, другие сидят вокруг с шитьем. Я вижу дочерей Болейна и их мать, дочь лорда Морли, Джейн Паркер, дам-испанок, леди Хасси, с полдюжины других. Они встают, чтобы сделать передо мной реверанс, когда я приседаю перед королевой, а потом она знаком велит им удалиться, и я, поцеловав ее в обе щеки, сажусь с ней рядом.

– Как красиво, – произношу я легким и безразличным голосом.

Королева поднимает рубашку, словно хочет показать мне узор черной по белому вышивки, так, чтобы никто не видел ее губ, и шепчет:

– Вашего сына взяли?

– Да, Монтегю.

– В чем его обвиняют?

Я стискиваю зубы и притворно улыбаюсь, словно мы говорим о погоде.

– В измене.

Ее голубые глаза раскрываются шире, но лицо не меняется. Если кто посмотрит на нас со стороны, то решит, что новости, о которых я рассказываю, ее не очень занимают.

– Что это значит?

– Думаю, это кардинал, действует против герцога. Уолси против Бекингема.

– Я поговорю с королем, – говорит она. – Он должен знать, что это безосновательно.

Она колеблется, видя мое лицо.

– Это безосновательно, – произносит она уже не так уверенно. – Ведь правда?

– Говорят, он рассказывал о проклятии рода Тюдоров, – отвечаю я еле слышно. – Говорят, дама из ваших покоев сказала о проклятии.

Она задерживает дыхание.

– Не вы?

– Нет. Никогда.

– Вашего сына обвиняют в том, что он повторил проклятие?

– И моего кузена, – признаюсь я. – Но, Ваша Светлость, ни мои сыновья, ни мой кузен Джордж Невилл никогда не говорили и не слышали ни единого слова против короля. Герцог Бекингем может быть несдержанным, но он верен. Если знатнейшего аристократа королевства обвинят по прихоти советника, всего лишь одного из слуг короля, не высокого рождения и не знатного, то всем нам грозит беда. Вокруг трона всегда идет соперничество. Но утрата королевской милости не должна повлечь за собой смерть. Мой кузен Эдвард Стаффорд бестактен; он что, должен за это умереть?

Она кивает:

– Конечно. Я поговорю с королем.