Проклятие Мафусаила

Однако жандармы упорно сидели и чего-то выжидали, спрятавшись за тонированными стеклами. Полунин не мог разглядеть их лица, но не сомневался, что они внимательно следят за ним. Чего ж им еще надо? Он уже почти дошел до своего подъезда, но ничего не происходило. Удивившись, провокатор свернул к подъезду, взялся за ручку двери и… отпустил. Нет, так не пойдет! Он развернулся на каблуках и направился к машине.

— Мое почтение, молодые люди, — Полунин постучал ладонью по матовому капоту автомобиля.

Ответом ему было молчание. Он приложил ладонь козырьком к глазам, пытаясь увидеть, что происходит в салоне. Щелкнул замок и наружу высунулся водитель, который, видимо, был за старшего.

— Тебе чего надо?

Странно, но в голосе человека в штатском не чувствовалось угрозы.

— Я хочу увидеться с вашим начальником, — ответил Полунин.

* * *

Как же он радовался, что, по крайней мере, больше не придется торчать в этом ненавистном городе. Хотя и настала та пора, которую местные почему-то называют весной (ну да, теплее и иногда даже не так сыро, как еще месяц назад), но толку. Теперь другая радость — насекомые. Стоило оттаять подвалам, и на свободу устремились миллионы оголодавших комаров.

Говорят, они не залетают выше девятого этажа. Об этом, видимо, забыли рассказать кровопийцам, поселившимся в доме, где находилась ведомственная квартира, в которой поселили Аббасова. Двенадцатый этаж, да. Но каждую ночь майор несколько часов уделял заведомо проигрышной борьбе с назойливо зудящими паразитами, которые атаковали его из темноты. Затем в изнеможении он забывался нервным сном, который прерывался с грохотом первых трамваев под окном.

Использование специальных средств для отпугивания комаров особого эффекта не принесло. Офицеры с петроградской пропиской хихикали: «Их банальной химией не возьмешь! Мутанты! Только танки!». Шутка про танки всегда вызывала общий хохот, поскольку имела определенный подтекст: в самом начале последней пенсионной реформы в городе трех революций едва не зародилась четвертая — на Дворцовую площадь вышло около двадцати тысяч несогласных. Они разбили палаточный городок, требуя отмены закона о пенсионных накопительных счетах. Шибко образованные вдруг сообразили, что их права ущемляют. Внутренние войска пробовали разогнать протестующих с применением брандспойтов. Стоял аномально жаркий август и молодежь, которой на площади было в изрядном количестве, не очень возражала. Тогда в ход пустили слезоточивый газ, но западный ветер понес ядовитый дым в сторону Мойки, где на набережной размещались элитные апартаменты, в которых проживали влиятельные персоны, в том числе, члены городской управы и их семьи. По слухам, у супруги городничего случился приступ, а, может быть, и у него самого. В общем, подполковнику, отдавшему приказ применить слезоточивый газ, не суждено уже было стать полковником. После такого конфуза вернулись к проверенным методам: пригнали пару танков для острастки и дюжину бульдозеров. Палаточный городок смели за каких-то полчаса. Только рваный брезент метался по площади, а усиленные бригады дворников смывали с булыжника пятна крови. Людские потери признали незначительными, вину за жертвы возложили на организаторов несанкционированной акции, которые, как многозначительно намекали официальные представители, не для народа российского радели, а получали деньги от вероломных организаций из-за рубежа. В общем, с тех пор шуточка про химию и танки была в ходу у питерских силовиков.

По ощущениям Аббасова комары были хуже любых протестующих. При первой же возможности, когда стало ясно, что его присутствие более не требуется, он взял билеты на самолет и уже через несколько часов спускался по трапу в аэропорту «Домодедово-II».

За месяцы отсутствия отца Тагир окончательно пошел в разнос, а мать, кажется, опасалась сказать слово ему поперек, поскольку тот из всех законов шариата усвоил только то, что женщина должна во всем слушаться мужчину. «Где он? — прорычал Аббасов; жена плакала, причитала. — Толком скажи, не реви». Тагир не появлялся дома третий день. На телефонные звонки не отвечал. Она искала его по друзьям, но они, мутаржибы, только смеялись, хохотали и говорили, чтобы не мешала мужчине русских кобылок объезжать.

Он сжимал кулаки и молился Аллаху, чтобы сын вдруг прямо сейчас не появился на пороге, потому что в тот же момент Аббасов рассек бы его насмерть тем самым клинком с дарственной гравировкой, который занимает почетное место поверх бухарского ковра на стене.