Проклятие могилы викинга. Керри в дни войны. Тайна «Альтамаре»

Она плакала и плакала, а Ник сидел и смотрел. Он не знал, как остановить ее, а когда она сама перестала плакать, они уже доехали до той станции, где им предстояло сделать пересадку, и он боялся спросить что-нибудь – вдруг она снова начнет плакать? Поэтому ничего не сказал. Ни тогда, ни потом. Кэрри же с того дня ни разу не заговорила про

Долину друидов ни с ним, ни с мамой, а из-за того, что она так страшно плакала, он тоже молчал.

15

Даже тридцать лет спустя, когда она уже не могла не понимать, что дом сгорел не по ее вине, не из-за того, что она бросила череп в пруд, вспомнив об этом, она опять заплакала так же горько, как и в тот раз. Не при детях, разумеется, а позже, когда они легли спать. Только старший мальчик еще не заснул и слышал, как она тихо плачет за стеной. Слезы лились градом…

Утром он не позволил будить ее. «Она устала», – сказал он. До завтрака они погуляют, а она пусть спит, сколько хочет.

Он знал, куда идти. Бодрым шагом он вел сестру и братьев по насыпи вдоль бывшей железной дороги, и хотя они жаловались, что ветки больно царапают ноги, тем не менее покорно шли за ним. Однако возле прогалины, уводившей в лес, остановились в нерешительности.

– Не хотите – можете не идти, – сказал он.

Тогда они, конечно, захотели. Кроме того, они были не из тех, кто легко пугается. А ступив на тропинку-лесенку, что вела вниз, они, как веселые щенки, бодро запрыгали со ступеньки на ступеньку.

– И чего они с дядей Ником боялись? – удивлялась девочка. – Подумаешь, несколько старых деревьев.

Но, добравшись до самого низа, немного приуныли. В

ярком свете солнца старый дом с его почерневшими стенами и наглухо заколоченными окнами казался неживым.

Вот двор и пруд, а позади – мертвый дом.

– Пошли, – позвал их старший мальчик. – Не возвращаться же обратно. Раз пришли, давайте все как следует посмотрим.

Но и ему было боязно, а самый младший, съежившись, спросил:

– Правда, что они все сгорели? До самого тла?

– Мама считает, что да.

– А почему она не спросит у кого-нибудь?

– Боится убедиться, наверное.

– Трусишка-котишка! Трусишка-котишка!

– Ты бы тоже, наверное, не решился, если бы был виноват, – заметил старший мальчик. – Или считал себя виноватым. Пусти-ка, за углом должна быть конюшня.

Завернув за угол дома, они увидели довольно привлекательное строение, небольшое и выкрашенное в белый цвет. А у входа с распахнутой настежь дверью в кадке цвели настурции.

– Пахнет беконом, – сморщила нос девочка.

– Тсс… – Старший мальчик схватил в охапку и утащил за угол двух младших. – Если там живут, то мы не имеем никакого права здесь быть.

– Никто нас не предупреждал, – возразила девочка. Она выглянула из-за угла и отчаянно замахала руками за спиной. – Подождите…

Они замерли. Когда она повернулась, щеки у нее были готовы вот-вот лопнуть. Наконец она выдохнула и опять замахала руками, но теперь уже будто веером.

– Сколько лет было Хепзебе? – спросила она.

– Не знаю. Мама не говорила.

– Она вообще никогда не говорит о возрасте.

– Разве?

– По-моему, нет. Я что-то не помню.

– А почему ты шепчешь? – спросил старший мальчик.

Он тоже выглянул и увидел, что к ним направляется пожилая женщина. Нет, не к ним, она ведь не знает, что они спрятались за углом, а к калитке, которая выходит на поляну. Среди зелени белеют пушистые комочки, а женщина несет ведро. «Хепзеба! Хепзеба идет кормить кур! Даже если я ошибаюсь, – решил он, – она меня не укусит!»

Он вышел из-за дома и подошел к ней. У нее были серые глаза и седые волосы. Он спросил вежливо, но быстро, чтобы поскорее с этим покончить:

– Вас зовут мисс Хепзеба Грин? Если да, то моя мама передает вам привет.

Она не сводила с него глаз. Смотрела, смотрела, а ее серые глаза, казалось, росли и сияли все больше и больше.

– Кэрри? – наконец сказала она. – Ты сын Кэрри?

Он кивнул, и ее глаза заблестели, как алмазы. Она улыбнулась, и ее лицо покрылось сетью морщинок.

– А остальные? – спросила она.

– Тоже.

– Господи боже!

Она оглядела их всех, одного за другим, потом снова посмотрела на старшего мальчика.

– Ты похож на маму, а они нет.

– Это из-за глаз, – объяснил он. – У меня тоже зеленые глаза.

– Не только.

Она глядела на него, улыбаясь, и он решил, что она красивая, хоть и старая, а на подбородке у нее курчавятся два-три жестких волоска. Малыши, заметь они это, непременно бы захихикали, а если бы захихикали, она сразу бы догадалась, в чем дело, он не сомневался. Она все понимает, надо их предупредить…

– О чем я думаю? – спохватилась она. – Вы ведь, наверное, еще не завтракали, а я не двигаюсь с места, будто яйца сварятся сами собой. Вы любите белые или темные? А

может, в крапинку?

– Спасибо, мы не хотим… – начал было старший мальчик, но она уже шла к дому на тонких негнущихся ногах, как на ходулях, – очень высокая, очень худая и очень старая.

Они вошли в крашенную белой краской дверь, прошли по коридору на кухню. Когда-то этот дом был, по всей вероятности, частью амбара – высокий потолок укреплен балками, – но в нем было светло и уютно, в очаге горел огонь, а в окно струился солнечный свет.

– Мистер Джонни, посмотрите, кто к нам приехал! Дети