Проклятие Пифоса

Воин замахнулся топором, делая вид, что целится в пустой левый глаз демона. Грудные глаза с радостным изумлением уставились на него. И Аттик использовал свой шанс. Он резко развернул цепной топор и с ужасающей скоростью обрушил оружие на истинное око чудовища. Капитан застал противника врасплох. Лезвие глубоко вонзилось в глаза, и кислотный студень из раны хлынул по телу Мадаила.

Демон закричал и отшвырнул Аттика. Тот рухнул на ковер из корчащихся омерзительных тварей и попытался подняться. Доспех не отзывался, превратившись в гроб для благородного металлического тела космического десантника. И глубоко внутри своей оболочки Аттик ощутил отвратительное текучее движение там, где его быть не должно было.

Но и Мадаил на несколько драгоценных секунд потерял стойкость. А затем сияние колонны прекратило мерцать. Оно превратилось в единый ослепительный луч, что сорвался в небеса и на мгновение разорвал мертвенный саван, открыв окно к звездам.

Но лишь на мгновение. Затем свет возобновил свое злобное биение, и небытие вновь сомкнуло хватку над планетой. Аттик сумел повернуть голову. Он увидел, как Эрефрен отпускает башню и падает. Женщина лежала на боку лицом к нему. Глаза астропата, как всегда, были пугающе пустыми, но капитан ощутил на себе ее истинный взгляд. Она коротко кивнула ему и замерла.

Аттик перевел взгляд обратно на Мадаила. Демон вновь овладел собой. Его неповрежденные глаза смотрели на космического десантника с абсолютной яростью.

— Ты не победил, — с трудом выдавил из себя Аттик.

Мадаил шагнул к нему.

Чувствуя, как жизнь неумолимо утекает из его пробитого, изувеченного тела, Аттик выкорчевал в своем сознании последние крупицы человечности. Машина поднялась на ноги в последний раз и встала на пути демона.

— Плоть слаба! — взревел он и встретил тьму.

Каншель видел все. Видел, что его кошмар ранен. Видел свет с башни. И видел, как кошмар убил его капитана.

Демоны не обращали на него внимания. Они оставили его жить, обтекая океаном безумия и пируя на телах Железных Рук.

Они хотели, чтобы человек все видел. Каменное солнце в зловещем зените. Неторопливое восхождение перерожденного, демонического «Веритас феррум». Приближение нового темного исхода.

Он отчаянно цеплялся за последний огонек надежды в своем сердце.

«Послание отправлено, — думал он. — Император узнает. Император защитит. Император защитит…»

В своей молитве он сбился лишь тогда, когда над ним возник Мадаил и мерзкая, усыпанная карбункулами туша с рогом на месте глаз схватила его за руку.

— Крошечное дитя веры, — произнес Мадаил, — явишь ли ты мне всю силу своих убеждений? Станешь ли моим свидетелем?

И когда демон потащил его к нечестивому кораблю, Каншель закричал.

Эпилог

Астропат Эмиль Джедда застыл от шока. Его рот широко раскрылся, лицо перекосилось. Мехья Вогт, его писец, видела такое каждый день бессчетное количество раз, но по-прежнему вздрагивала, словно сама разделяла боль астропата. Да и как ей не разделять, зная, какие муки причиняет ему каждое полученное сообщение. Это словно ледяным кинжалом пронзило его мозг, и боль распространялась по нервной системе, подчиняя и выворачивая само его нутро. Незрячие глаза Эмиля закатились, челюсть пришла в движение, и он запел. Вогт схватила стилус и попыталась записать услышанное. Звуки, вырывавшиеся из глотки Джедды, были жалостными, настойчивыми, вымученными — атональная песнь, наполненная дымом далекой войны.

И по большей части неразборчивая.

Песня оборвалась. Вогт посмотрела на то, что записала на планшете.

Джедда взял кусочек ткани и вытер потекшую из носа кровь.

— Какое… — заговорил было он и вдруг умолк. Потер пальцами висок. Попробовал снова: — Какое там сообщение?

Вогт колебалась.

— У него экстренный приоритет, — сказала она.

— Я знаю. — Астропат провел рукой по голове, смахивая проступивший от боли пот. — Я почувствовал его.

Вогт понимала, что на самом деле кроется за словами Эмиля. Он выстрадал его. Степень срочности каждого сообщения астропат определял по тяжести психической травмы, им причиненной.

— Каково содержание? — когда Вогт не ответила, Джедда объяснил: — Сам понять не могу. Слишком сильные искажения.

— Я… Это тревожное сообщение, — наконец сказала писец. — Я смогла разобрать только одно слово, но оно не имеет смысла, и…

— Прочти.

И она прочла. Слово было неправильным. Ему не было места в Империуме. Слоги, которые она с трудом пыталась произнести, казались ей не просто чуждыми. Они казались нечистыми.

Джедда сидел очень спокойно. Его белая, как мрамор, кожа приобрела сероватый оттенок. Когда он встал, то сделал это настолько осторожно, словно сама ткань реальности обратилась в тонкий неверный лед.

— Отведи меня к мастеру Галину, — попросил астропат. — И возьми с собой запись.