Проклятие Пифоса

Тысячи людей, чистивших корабли, готовивших еду и выполнявших всевозможные задачи, слишком сложные, непредсказуемые или разноплановые для сервиторов, жили на одной из нижних палуб «Веритас феррум». Их дом был уже чем-то большим, нежели просто судовые бараки, но меньшим, чем община. До ужасов Исствана V здесь царил образцовый порядок. Огромный сводчатый зал простирался на всю длину корабля. Отсюда можно было легко попасть на любую другую палубу — правда, не быстро, учитывая необходимость пешком преодолевать тысячи метров переходов. Зал был достаточно широким, чтобы даже в самые жаркие часы не возникало заторов. Во времена Великого крестового похода зал использовался как рынок, трапезная и место для собраний, поскольку только здесь хватало места для всего этого. Но, так или иначе, главным всегда были дисциплина и эффективность действий персонала, и потому любую трапезу, собрание или базар неизменно рассекал нескончаемый поток тружеников. По обеим сторонам большой зал выходил в жилые помещения — по большей части бараки, рассчитанные на сотню спальных мест каждый, но были также и небольшие личные каюты для самой ценной обслуги.

Вся культура Медузы строилась вокруг идеи почитания силы и осуждения слабости. Железные Руки возвели философию своей родной планеты в абсолют, доведя презрение к слабой плоти до стадии, когда сама бытность человеком уже казалась порочным недугом. Все, что не способствовало созиданию идеальной силы, ими отметалось как бесполезное отвлечение. Ферруса Мануса возмущала необходимость терпеть летописцев в своем 52-м Экспедиционном флоте, поэтому, когда Железные Руки ринулись в бой с Хорусом, он не раздумывая оставил этих надоедливых, ненужных гражданских в системе Каллиниды. Каншеля это обрадовало. Какой бы низменной ни была его работа, он являлся частью великой машины войны. А те жители Империума, которые считали, что Железным Рукам чуждо искусство и неведомо чувство прекрасного, глубоко заблуждались. Искусство должно иметь четкую и сильную цель. Каншель слышал перешептывания о невероятном, чудесном оружии, которое Манус хранил на борту «Железного Кулака», и верил этим историям. Мысль о мощных, смертоносных инструментах, к тому же превосходно исполненных, казалась ему в высшей степени верной, ибо соответствовала всем тем урокам, что преподала ему жизнь на Медузе. Силу воли можно облечь в физическую форму и с ее помощью поставить дикую, жестокую вселенную на колени.

Идея об оружии Мануса также нашла свое воплощение в росписях на стенах «Веритас феррум». В отличие от его корабля-побратима, «Феррум», здесь нашлось место искусству. На борту ударного крейсера Каншель постоянно пребывал в окружении рукотворного величия. Каждый раз, торопливо шагая по огромному залу, он проходил мимо рельефных скульптур гигантов. Героические фигуры были высечены простыми, но смелыми линиями. В изваяниях не было ни единой излишней, вычурной детали, ровно как и ничего грубого, неказистого. Они были величественны. Внушительны. Они вдохновляли. Они сражались и побеждали мифических зверей, символизировавших безжалостные вулканы и лед Медузы. Они олицетворяли собой силу. Слабость была им чужда, и долгом каждого, даже самого низшего слуги, было претворять их заветы в жизнь.

Так было до жуткой катастрофы Исствана V. Теперь от этого остались лишь воспоминания. «Веритас феррум» серьезно пострадал в пустотной войне. По всему левому борту до самой кормы отказали щиты. Пламя бушевало в этом конце жилых блоков, пока весь сектор корабля не изолировали, сбросив в нем давление. Позже, перед самым прыжком в эмпиреи, на левый борт пришлось еще несколько мощнейших торпедных ударов. Сильнее всего досталось верхним палубам, где погибло свыше сотни легионеров. Но и на этом уровне разрушения не прекратились. Переборки рушились, огонь пожирал все, до чего мог дотянуться. Наконец, когда чудовищная рана в боку корабля разошлась слишком сильно, жуткий холод и пустота окончательно вычистили коридоры от жизни.

Хорошо хоть поле Геллера выдержало. По крайней мере, путешествие через варп не обескровило корабль еще больше.

Корпус удалось заделать, но внутри «Веритас феррум» целые палубы еще были завалены обломками. Каншель радовался, что в недоступных секторах не осталось выживших — раненых, отчаявшихся дождаться спасения, которое никогда не придет. У него не было причин соваться в заваленные коридоры, поэтому он старался о них не думать. Но и в казармах слуг хватало шрамов, напоминавших ему об их провале, о поражении.

Кормовая часть большого зала все еще была перекрыта. Слугам, которым требовалось работать в этой части корабля, приходилось плутать по лабиринту обходных путей, чтобы добраться до постов. Кое-где в зале пламя опалило стены, безнадежно испортив убранство. Отдельные блоки казарм были полностью уничтожены. Рваные раны на погнутом металле обезобразили своды зала. Пол расчертила паутина трещин, отдельные участки просели и обвалились. Каншелю пришлось перепрыгнуть полдюжины крупных расщелин, чтобы добраться до срединной секции зала.