Проклятие рода

Торг новгородский оглушил Бенгта. Город в городе. Одних рядов – улиц, переулков, проходов, около семидесяти – число ему потом сказали, через которые пролегали основные магистрали Новгорода, ведущие в Славенский и Плотницкий концы Торговой стороны. Лавки или лавицы, в основном, деревянные срубы с затворами – воротами или полоками с лица , иные каменные, но таковых немного. А народу! Разноцветные всклокоченные бороды, бараньи шапки у одних на затылок лихо заломлены, другие на брови сдвинули. Третьи вовсе без них, светлыми кудрями, в кружок выстриженными потряхивают. Кто в рубахе на голое тело, только ворот распахнут, чтоб видна была грудь богатырская, да крест потемневший на гайтане кожаном. Кто в тулупе из заплат одних, несмотря на теплую погоду. Все, как на подбор, статные, ловкие, полные жизни. Стариков и не видно, одни молодцы, как на подбор, кушаками подпоясаны, кровь с молоком, смотрят задорно, смешливо и с вызовом одновременно. Одни продают, другие покупают. Все торгуются… Промежь лавок и покупателей шныряют торговцы мелочью – барышники, коробейники и щепетники, тут же разносчики всякую всячину съестную предлагают – пирожки с требухой заячьей, аль с капустой, аль с рыбой, да на запивку сбитень и кисель с квасом.

Бенгт с Болдырем с повозки спрыгнули и поминай, как звали. Спаси Бог, Хельмута Фикке, довез таки! Попали в Кожевенный ряд, тут тебе и сыромятники, и уздники, и сапожники, и скорняки, и сумочники с мошенниками , ременники и подошвенники. Только и слышно, как товар расхваливают:

- В квасу овсяном вымочена, дегтем березовым смазана!

- А вот на упряжь подходи, бери! Кожа дымленая, прокопченная, вельми прочная!

- Кому молочная сыромять? Выбирай хоть на вкус, хоть на цвет! Вся в простокваше выдержана.

Подле ирешников толчеи меньше – товар дорогой, не любому по карману. Торговцы спокойны, не выкрикивают, солидничают, своего купца ожидают. На их товар отдельный спрос имеется. За Кожевенным - другие ряды, Овчинный и Перинный, Холщевный и Суконный, Льняной и Сермяжный. Возле Сарафанного и Шапошного рядов бабы, да девки в основном толпятся, выбирают придирчиво, прикидывают на себя, заодно и по сторонам успевают оглядеться. Бенгта тоже приметили. Нет-нет, да полыхнет огоньком чей-то взгляд голубых глаз из-под черных бровей, да губ малиновых улыбка насмешливо поманит, ослепляя сиянием зубов. В грех втянет любого, хоть праведного, хоть зрелого, а уж юношу и подавно. Только на одну красавицу засмотрелся, ан рядом иная, еще краше, тут и третья...

- Шею не сверни! – Шепнул казак на ухо. – Не за тем товаром приплыли. Сперва дело, а уж опосля и гульба.

Поплутали, после нашли спуск к Волхову, на нем амбар большой, про который Андерс рассказывал. Все в точь, как описал. У ворот новгородец сидит и сеть рыболовную чинит. Сам в возрасте, седой, в плечах косая сажень. На вопрос Бенгта о Семене, сверкнул глазом, зло ответил, махнул рукой к Волхову:

– К реке ступайте! Там баклуши бьет! Заодно скажите, дождется он у меня! Каждый день есть не лень, а работать ему, видишь, неохота.

На берегу играли мальчишки, запуская игрушечные кораблики на мелководье, в стороне растянулся прямо на траве здоровенный детина, подсунув под голову кулак.

- Он, небось. Дремлет. – Подтолкнул Бенгта казак. Подошли ближе. Хорош богатырь! Черты лица резкие, грубые, волосы светлые в кружок выстрижены.

- Ты Семеном Опарой будешь? Меня Болдырем кличут, а это друг мой Кудеяр. – Казак присел на корточки рядом с парнем и сразу взял быка за рога. Он впервые так представил Бенгта.

Семен приоткрыл глаза, глянул, да зевнул лениво:

- Что с того? Чего надобно? Почто будишь? – И на другой бок отвернулся.

- Ты морду-то не вороти! – Болдырь поднялся, зашел с другой стороны. – От друга твово поклон передаем. От Андерса! Из самой Стекольны.

Детина вновь открыл глаза, прислушался.

- Аль не помнишь такого?

Семен сел разом, головой помотал, остатки сна прогоняя, заулыбался.

- Нечто, правда, с самой Стекольны? От Андрюшки? Как он? В попах служит по воле отцовской? Или что? Садись рядом, - по траве ладонью лопнул, что ковшом ведерным накрыл, - в ногах правды нет.

- Нет, не в попах, но при королевской канцелярии он. Правда, не в Стекольне, а в Выборге. – Вступил в разговор Бенгт.

- Как тебя кличут? Не расслышал. – Переспросил его Сенька.

- Кудеяром. – Немного смущенно ответил юноша. Непривычно было ему произносить свое новое имя.

- Странное имя. – Пожал плечами детина. – Да и говоришь как-то не совсем по-нашему.

- Несмышленышем его вывезли с Новгорода в Стекольну. Оттого и косоязычит слегка. – Пришел на помощь Болдырь.

- Зато ты боек, гляжу. – Съязвил Семен. – То ж со Стекольны? Иль с иных мест?

- С реки я. С Дона. Слыхал? Из казаков.

- Из казаков? – В Сенькином голосе прозвучали уважительные нотки.

- С турецкого полона назад на свою реку чрез двунадесять стран ворочаюсь. Вот и в Стекольну занесло, оттуда попутным ветром в Нарву, а ныне здесь. Ну и как тут у вас?

- Эх, - Сенька подобрал камень, размахнулся и зашвырнул далече в воду, - как пень зажженный живем, не горим и не гаснем.